Ингвар и Ольха - Юрий Никитин Страница 25

Он стиснул зубы, едва успел пригнуться. Толстая веткавынырнула неожиданно, едва не вышибла из седла. Сзади раздался стук, сдавленныйкрик, проклятия. Ингвар хмуро оскалил зубы. Окунь чересчур размечтался о теплыхкиевских бабах. Теперь пусть догоняет коня пешим. Растрясет телеса малость…Впрочем, придется в самом деле замедлить скачку, а то потеряет весь отряд.

Он начал придерживать коня. Вскоре громкий топот и руганьвозвестили о том, что Окунь все-таки поймал своего коня. Когда он догналИнгвара, на лбу пламенел кровоподтек, конь виновато опускал голову. Окунь,хмурый сильнее обычного, с отвращением покосился на гнилое болото, но в голосебыло облегчение:

– Надо вертаться. Дальше, как я понимаю, болото.

– У тебя нет другой песни? Или смени хотя бы припев.

Ингвар повел носом. Упал с коня прямо коленями на землю,приблизил лицо к траве. Ноздри уловили знакомый запах. Едва слышный, собака быне учуяла, но он ощутил, словно попал в теплую воду. Хотелось упасть, подгрестиэту траву к лицу, уткнуться в нее. Что усталость делает даже с такимнеутомимым, каким он знал себя!

Он заставил себя подняться, словно разрывал невидимыеверевки, приковывающие к земле. Окунь смотрел непонимающе. Ингвар поймалвстревоженные взгляды его людей. Думают, захворал?

– Вперед, – велел он хрипло.

Среди зеленых деревьев все чаще стали попадаться сушины.Причем почерневшие, с покрытой слизью ноздреватой корой. А те, что корупотеряли, стояли как черные камни, изъеденные ветрами. Воздух постепенноприобретал запах гнили. Перепревшие листья под копытами сменились темныммохнатым ковром.

Павка, что ехал впереди, внезапно присвистнул, вскинулладонь. Дружинники придержали коней. Ингвар пустил Ракшана вперед. Деревьявпереди расступались, там наметился просвет, оттуда тянуло тиной, гниющимиболотными растениями, ряской, лягушачьей икрой. Конь неуверенно прядал ушами,но, повинуясь хозяину, ступал вперед.

От деревьев вдаль тянулось умирающее озеро. Нет, уже болото.Широкие мясистые листья кувшинок покрывали поверхность почти целиком. Версты надве вширь и на пять, если не больше, в длину. Деревья на той стороне выгляделикаргалистыми. Ингвар не был уверен, что там уже берег, а не отдельные островкигрязи, за которыми снова тянется болото.

Солнечные лучи заливали болото, как любимое детище. Всередке каждого листа кувшинки сидела на редкость раскормленная лягуха, и все сожиданием смотрели на Ингвара, будто им объявили о нем дня за три и пообещалиот него по вкусному толстому червяку.

– Болото, – объяснил Павка с таким видом, будтоИнгвар уверял, что перед ними горы. – Жаль, утопла девка… Вертаемся?

– Размечтался, – огрызнулся Ингвар. – Я тебяскорее утоплю.

Он спрыгнул, пошел пригнувшись. След вел в воду, дальше былипомяты и притоплены листья, а ил все еще не осел. Ингвар проследил взглядом,выругался, скрывая дрожь в голосе. По спине бежали мурашки страха. Он боялсятемной воды болота. В детстве прыгал с высоких скал в бушующее море, нырял вхолодной воде на дно и поднимал гладкие обкатанные камешки, но там море,прозрачная вода, а здесь темное загадочное болото, укрытое мясистыми листьями,вода теплая и неподвижная, колдовская, нехорошая.

Навстречу поплыл туман, редкий, как дулебский кисель.Сильнее запахло гнилой водой, дохлой рыбой, затхлой тиной и ряской.

– Никуда не денешься, – подытожил Окунь. –Надо вертаться.

Ингвар, уже и сам колеблясь, обводил взглядом край болота.Внезапно в глаза бросился неясный след в воде. Он прыгнул вперед, словно еговыбросило катапультой.

В самом деле, с болотистой земли сквозь мутную воду на негосмотрел отпечаток ступни. Его уже слегка размыло, но сквозь толщу воды в палецглубиной его было видно тому, кто очень захотел бы увидеть.

Окунь подъехал, голос был скептическим:

– Это может быть след любого из дряговичей.

– Это ее, – сказал Ингвар. Сердце заколотилосьчаще, а во рту стало сухо. Он чувствовал внезапное возбуждение, словно передбитвой или когда на охоте догонял оленя. Ну почти такое же, а в оттенках Ингварпредпочитал не копаться. – Это ее след!

– Как ты отличаешь? – удивился Окунь. – Ну иглаз у тебя!

Ингвар смолчал. Не объяснять же, что не столько глаз илипамять виной. Просто он, как дурак, достаточно долго таращил глаза на ее ноги,на ее безукоризненные ступни. Если потребуется, он с закрытыми глазами вылепитиз глины точное подобие. Или даже если не потребуется.

– В болото, – велел он.

– Воевода…

– Где прошла она, там пройдем и мы.

Окунь шумно почесал затылок:

– Она легкая, как коза, а как с нашими задницами?

Взгляд Ингвара зацепился за примятый стебель. Кувшинка чутьпритоплена, будто на ней посидела лягушка непомерных размеров. В белыхлепестках виднелись капельки мутной воды.

Лягушка, сказал он себе. Царевна-лягушка. Втоптала кувшинкув дно, та едва выплыла к поверхности, а сама скакнула на берег, а там, какзмея, проползла по траве, юркнула в кусты, а дальше уже зайчиком-зайчиком отзлых волков-русов.

Оглядевшись, велел негромко:

– Коней оставить. Павка, Боян – со мной. Остальные –сзади.

И пошел по берегу, всматриваясь в примятую траву. Павкачто-то бурчал возбужденное, но Ингвар знал только одно – найти и стиснутьпальцы на нежном горле беглянки. Ну, пусть не задавить совсем, это урон для ихдела, но увидеть, как ее ясные глаза затуманятся страхом, увидеть в них мольбуо пощаде… Ради этого стоит пройти по вонючему болоту и покормить пиявок своейкровью!

Он уже видел мысленно, как она вошла в спокойную воду,нарочито примяла на берегу траву, а в воде – мясистые листья, прошла дальше,оставляя мутный след ила, а потом нырнула, проплыла под водой по дуге обратно,вышла на берег всего в десятке шагов. На этот раз ступала так, чтобы и травинкине примять. Дескать, глупые русы, незнакомые с лесом, след потеряют. Решат, чтоутонула, только бы не попасть в руки захватчикам, как чаще всего поступалимолодые славянки.

Эта мысль кольнула непрошеной болью. Только бы эта дура всамом деле не… Впрочем, не настолько же дура? Княгиня должна быть умнее, чемпросто женщина.

Сзади бурчали, наконец Павка спросил раздраженно:

– Воевода… Ежели за каждой блохой гоняться, то много отнас толку будет! Что скажет Олег?

– Не знаю, – буркнул Ингвар.

– Врешь, знаешь. Да и все знаем.

– Помалкивай, коли знаешь. Мне отвечать, не тебе.

– Да жаль просто. Мне любую тварь жалко, коли в петлюлезет. Такой уж я жалостливый. Так бы и прибил раньше, чтобы не мучилась. Альтебя лучше обухом меж ушей?