Корсары Балтики - Дмитрий Морозов Страница 25

— И молчит на сей счет, — докончил за него Аника сухо. — Имеет на то, видать, особое разумение.

— А ты, — напустил на себя боярский гонор Басманов, — атаман станичников донских, говори-говори, да не заговаривайся. Дела княжьи — не твоего скудного ума дела. И думки также.

— Так я же не спорю, — легко согласился Аника.

— Князья высоко, прямо под Богом ходят, а мы змеями меж камней пресмыкаемся.

— Больно покорен ты, — подозрительно сверлил его взором опричник. — Я же ведаю: норов у тебя крутой. Но как речь о Курбском — ты уже не лютый казак, а и не Богу свечка, и не черту кочерга.

— Могу ли я напраслину на казанского покорителя возводить? — пробормотал Аника-воин. — Мне на Белоозеро в колодках неохота.

— Говори уж, что на сердце, — вяло махнул рукой Басманов. — У меня служба такая — всякую кривду, что в народе ходит, сквозь сито просеивать, для государя крупинки злата сыскивать.

— Не стану пока ничего наговаривать, — уперся Аника. — Начнется война, поглядим, примерещилась мне измена, или взаправду есть.

— Эк хватил — измена. И как ты дожил до седин, Аника, с таким языком змеиным, бескостным?

— Так и дожил, — усмехнулся казак, — что не со всяким темной думкой делился.

— А со мной, выходит, можно?

— С тобой — можно, княже, — серьезно ответил Аника, — ты не для напраслины слухи собираешь, не для наговора на достойных мужей. О Руси печешься. Во всякий век таких малая горстка была.

— Гладок как шелк, — почесал подбородок Басманов, разглядывая своего нового дружинника, — да тверд, как кремень. А ты о чем печешься?

— О том же, — вздохнул Аника. — Только с таких, как я, беспорточных станичников, за Россию спрос малый. Мы голову в зарубе сложим — вот и вся наша плата, а на том свете почет. Ты же — князь, и Курбский также. Вас даже смерть лютая не скроет пред небесами за то, в каком виде оставите Русь.

— Тебе бы в монахи идти, Аника, лезть на Афонскую гору и оттуда людей учить.

— Доведется, — с каменным лицом откликнулся Аника, — и надену вериги, коли руки не смогут уже саблю держать.

Чтобы сменить тему, Басманов кивнул головой на изуродованную кисть казачью:

— А сию отметину кто тебе оставил? Верно Козодой говорил — ногайцы?

— Булава ногайская была, — потемнел лицом казак. — Рука тоже басурманская люто творила. А попался я под ту руку через дела своих, русских.

— Предали тебя?

— Предали, княже.

— А кто же? В своей ватаге варнак нашелся?

— Не гневайся, — Аника вдруг замкнулся, — но не стану ничего говорить.

— Отчего же?

— Высоко сидит тот, кто меня и ватагу казачью нехристям продал. Очень высоко полет его. Даже тебе, княже, не дотянуться пока.

У Басманова вертелся на языке вопрос, но испугался он ответ услышать, который чаял, и смолчал. Про себя же думал: «Бывал Курбский на югах, аккурат ногайцев замирял. Много у него в их стане друзей-приятелей образовалось после похода на Дон. Неужто он повинен в калеченье Аники?»

— Не станешь говорить, так и оставим. — Князь поднялся. — Куда Ярослав провалился?

— Здесь я, княже, — вошел Ярослав.

— Сыскал ли ты мне капитана, что не убоится в море выйти, как война грянет?

— Нет такого в здешних землях, — развел руками Ярослав, — и у ляхов нету. И среди свенов в Ругодиве не сыскалось.

— Неужто все эти племена басурманские в вита-льеры подались, или ордену служат? — подивился Басманов.

— Многие в разбойники идут, это верно, — согласился Ярослав, — дурное дело — не хитрое. Но в основном идут к купцам в охранители. А воевать не желают. Жаль того датчанина, верой и правдой нам служил.

— А может — жив еще? — вскинулся Аника, который был уже поверенным во всех делах Басмановских. — Никто не видал тела его, остов корабля не берег не выкидывало.

— Море без остатка поглощает, — печально сказал Басманов. — Пучина людям вестей не шлет, коли пожрала христианскую жизнь. Уже и отпеть успели датчанина.

Второй день гостил испанец де Сото в замке благородного рыцаря Роже. Решив, что имеют дело с доверенным лицом фрау Гретхен, хозяин и его слуги не препятствовали свободному перемещению пирата внутри зубчатых стен ливонской твердыни.

С превеликим изумлением взирал кастилец на все вокруг. Ему начало казаться, что он находится в некоем месте, где Небеса вдруг остановили время, в заповеднике анахроничного рыцарства времен крестовых походов. Легкая полупрезрительная ухмылка трогала бледное лицо де Сото, когда взгляд его касался неуклюжих бомбард, установленных на ржавые вертлюги, камнеметных машин и даже древних катапульт, призванных защищать изящные башни.

— И что же, — бормотал кастилец, — вы, господа, намерены защититься этими дикарскими машинами от московитов? Забавно, поистине забавно.

Сама фортификация замка казалась отжившей свой век. Валы оплыли и обвалились в неглубокие рвы, никаких новейших изобретений — выдвинутых вперед галерей и бастионов.

— Пожалуй, — рассуждал испанец, идя мимо замерших в неправдоподобно спокойных позах ливонских пикинеров, — всего увиденного достаточно, чтобы держать в повиновении округу. Вряд ли восставшие крестьяне, даже в сколь угодно большом числе, вооруженные косами да вилами, смогут взять замок. Но против настоящего врага — полный конфуз!

Вспоминались заносимые аравийскими песками развалины гордых твердынь крестоносцев прошлого, рассыпанные по всему восточному Средиземноморью. Немало видел де Сото подобных руин — базы берберийских пиратов зачастую находились в тех самых местах, откуда мальтийцы, храмовники и госпитальеры некогда диктовали свою волю Востоку. Турки и арабы стерли в пыль величавые крестоносные государства, вышвырнув рыцарей на острова Ионийского Моря, на Мальту и Родос.

— Здесь вскоре случиться то же, — рассуждал испанец. — Велика же спесь немецкая! Магистр считает, что представляет серьезную военную силу. Впрочем, тамплиеры были столь же уверены в себе, пока пески не извергли восточных всадников.

— Но здесь же бывают другие европейцы — венецианцы, генуэзцы, мои земляки. Почему никто не укажет им на дикость вооружений?

Ответ на этот риторический вопрос возник сам собой. Когда испанец проходил по площадке для лучников мимо надвратной башни, его нагнал рыцарь Роже.

— И что нам скажет благородный идальго? — со светской улыбкой спросил германец. — Крепка, не правда ли, христианская рука в диких славянских землях? Вижу по лицу, что вы поражены военной мощью Ордена.

— О да, — опустил глаза испанец. — Вне всякого сомнения, святая Церковь Христова имеет грозных защитников.

— Но не только мощью бомбард и крепостью стен крепка власть христианская, — нравоучительно заметил Роже. — В первую голову варварское море, готовое захлестнуть мир, сдерживают рыцари Ордена, его славные паладины и их верные слуги.