Последний оракул - Джеймс Роллинс Страница 25

Старший мальчик отступил от кровати.

— Пойдем,— проговорил он на английском языке.

Из того, как скрытно действовали его избавители и какой таинственностью было обставлено его освобождение, мужчина сделал вывод о возможном существовании некоей опасности. Одетый в больничную пижаму, он спустил ноги на холодный кафельный пол. Комната снова пришла в движение.

— О-о-ох...

К горлу подступила тошнота.

— Скорее! — поторопил его старший мальчик.

— Подожди,— простонал мужчина, хватая ртом воздух, чтобы утихомирить желудок.— Объясни, что происходит.

— Нет времени,— сказал мальчик и двинулся к двери.

Он был неуклюжим, словно состоял только из рук и ног. Он пытался говорить властным тоном, но ломающийся голос выдавал его юный возраст и владеющий им страх. Приложив ладонь к груди, мальчик представился:

— Меня зовут Константин. Ты должен идти. Пока не стало поздно.

— Но я... Я не...

— Да. Ты растерян. Пока же знай: тебя зовут Монк Коккалис. Усмехнувшись, мужчина покрутил головой.

Монк Коккалис.

Это имя ему ничего не говорило. Он собрался возразить, исправить эту ошибку, но вдруг осознал, что его память обезоружена, а в том ее месте, где должно было находиться его имя, остался холостой патрон. Сердце сжалось, превратившись в болезненный комок, охватившая его паника мешала видеть. Как такое возможно? Мужчина снова пощупал швы за ухом. Он получил удар по голове? Оказался контужен? Он пытался отыскать внутри себя хоть какие-то воспоминания, помимо тех минут, которые, проснувшись, провел в этой комнате, но там, где он искал, не было ничего. Сплошная пустыня. Что же произошло?

Он вновь посмотрел на электрокардиограф, от которого к его груди тянулись провода. В углу стоял измеритель кровяного давления, рядом — металлический шест для капельниц. Но если он в состоянии назвать все окружающие предметы, почему ему не удается вспомнить собственное имя? Он шарил в своем прошлом в поисках чего-то, за что можно уцепиться, но за пределами этой комнаты царила пустота. У него больше не было памяти.

Самый маленький из детей словно почувствовал отчаяние, охватившее взрослого, и подошел к кровати. Свет от тонкого фонарика отражался в его голубых глазах. Монк, если это действительно было его имя, почувствовал, что малыш знает о нем больше, чем он сам. Словно доказывая это, мальчик прочитал все, что творилось у него в душе, и произнес единственные слова, которые могли заставить его подняться с кровати. Протянув руку ладонью вверх, будто прося милостыню, он сказал:

— Спаси нас.

5 сентября, 21 час 30 минут

Вашингтон, округ Колумбия

— Чернобыль? — переспросила Элизабет.— Что понадобилось отцу в России?

Она смотрела на двух мужчин, сидевших напротив нее за кофейным столиком. Сама она устроилась в кресле, спиной к окну, выходившему на зелень парка Рок-Крик. Их привезли в это место после того, как забрали от музея. Грей сказал, что это конспиративная квартира и совершенно безопасное место, но от его слов Элизабет вовсе не почувствовала себя в безопасности. Все происходящее чересчур напоминало шпионский роман. Однако очарование дома — уютного, двухэтажного, построенного из клинкерного кирпича и обшитого обожженным тигровым деревом — успокоило ее.

Хотя бы немного.

По приезде сюда она долго умывалась: оттирала руки и плескала водой в лицо, но ее волосы все равно пахли дымом, а ногти были испачканы краской. После этого Элизабет долго сидела на крышке стульчака, спрятав лицо в ладонях и пытаясь разобраться в событиях последних часов. Она не осознавала, что плачет, пока не почувствовала, что ладони мокры от слез. Слишком много всего на нее обрушилось. У нее до сих пор не было времени свыкнуться с мыслью о том, что отца больше нет. Хотя у нее не было сомнений в том, что это правда, Элизабет пока не была готова смириться с этим жестоким фактом.

И не будет готова до тех пор, пока не получит ответы на некоторые вопросы.

Именно эти вопросы в конце концов выгнали ее из ванной.

Элизабет смотрела на нового для нее человека, сидевшего за кофейным столиком. Он был представлен ей как босс Грея, директор Пейнтер Кроу. Элизабет изучала его. У него были угловатые черты и загорелое лицо- Будучи антропологом, она сразу же прочитала в его глазах наследие, доставшееся ему от его предков, американских индейцев, и их леденистый голубой цвет не мог ввести ее в заблуждение. Над ухом в его черных волосах белела седая прядь, напоминавшая перо цапли.

Мужчины сидели на диване, склонившись над ворохом бумаг, рассыпанных на столе.

Раньше чем она успела задать мучившие ее вопросы, с кухни вернулся Ковальски в носках. Его полированные ботинки стояли на полке холодного камина.

— Вот, нашел крекеры «Ритц» и что-то типа сыра,— оповестил он присутствующих.— В этом я, правда, не уверен. Зато у них есть салями.

Он наклонился и поставил тарелку перед Элизабет.

— Спасибо, Джо,— сказала она, тронутая этим незатейливым проявлением заботы посреди царящей вокруг неразберихи.

От смущения у великана вспыхнули уши.

— Не за что,— прогудел он и выпрямился, затем ткнул пальцем в тарелку, но позабыл, что хотел сказать, и, помотав головой, ретировался к камину, чтобы в очередной раз осмотреть свои ботинки.

Пейнтер откинулся на спинку дивана, и Элизабет переключила внимание на него.

— Что касается Чернобыля, то мы не знаем, зачем ваш батюшка ездил туда. Более того, мы проверили его паспорт, и там нет записей о том, что он выезжал из страны, посещал Россию и затем вернулся в Соединенные Штаты. Последняя запись о его путешествиях сделана пять месяцев назад. Он летал в Индию. Больше о его перемещениях нам ничего не известно.

Элизабет кивнула.

— Он часто ездит туда. По крайней мере дважды в год.

— В Индию? Зачем? — спросил Грей.

— У него исследовательский грант. Будучи неврологом, он изучал биологическую основу инстинктов. Он работал совместно с профессором психологии в университете Мумбая.

Грей посмотрел на своего босса.

— Я проверю,— сказал Пейнтер.— Мне уже приходилось слышать о том, что ваш отец проявляет интерес к изучению инстинктов и интуиции. Собственно говоря, именно по этой причине его и взяли в «Ясоны».

Последняя фраза была адресована Грею, но Элизабет напряглась при упоминании этой организации. Она не могла скрыть отвращения.

— Так вы о них знаете... о «Ясонах».

Пейнтер посмотрел на Грея, а затем вновь перевел взгляд на Элизабет.

— Да, мы знаем, что ваш отец работал на них.

— Работал? Уместнее сказать, что он был одержим ими.

Конец ознакомительного фрагмента