Шестое Правило Волшебника - Терри Гудкайнд Страница 25

Именно это и сломило большинство сестер: сознание того, что Джегань постоянно сидит у тебя в голове и наблюдает. Но что хуже всего – ты никогда не знал, когда именно внимание сноходца сосредоточено на тебе. Можно было обругать императора площадной бранью, и этот проступок оставался незамеченным, а в другой раз стоило лишь дурно о нем подумать, как он тут же это узнавал.

Никки, как и многие другие сестры, научилась распознавать эти связи. Научилась она также определять отсутствие сноходца в ее мозгу – как сейчас, например. С другими такого никогда не случалось. У них эти связи были постоянными. Впрочем, всякий раз Джегань возвращался, чтобы снова привязать ее к себе, но сейчас – именно сейчас – Никки была одна и не имела ни малейшего представления почему.

Среди палаток и костров невозможно было проехать в экипаже, и Никки двинулась к холму пешком, тут же сделавшись мишенью для похотливых взглядов солдатни. Она знала, что Джегань, прежде чем покончить с ней, отдаст ее на потеху солдатам. С большинством сестер время от времени такое проделывали – либо в качестве наказания, либо чтобы сестры не забывали: они всего лишь рабыни.

Однако Никки предназначалась лишь для утех самого императора и его приближенных, таких как Кадар Кардиф. Многие сестры завидовали ее положению – и напрасно, роль личной рабыни Джеганя вовсе не привилегия. Других женщин отправляли в солдатские палатки ненадолго, на неделю или две, остальное время они были заняты не столь обременительными обязанностями. Для Никки же временных ограничений не существовало. Как-то раз она безвылазно проторчала в шатре Джеганя пару месяцев. Солдаты от души развлекались с женщинами кто во что горазд, но все же им воспрещалось убивать или наносить рабыням тяжкие увечья. Джегань не ограничивал себя ни в чем.

Иногда – по причине или без причины – Джегань в припадке ярости приказывал Никки отправляться в палатки на месяц. Никки покорно кланялась со словами «как будет угодно вашему превосходительству». Он знал, что Никки не блефует: ссылка в солдатские палатки была бы для нее куда меньшей мукой. Но не успевала она дойти до выхода из шатра, как Джегань успокаивался, приказывал повернуться к нему и сурово отменял свое предыдущее повеление.

С самого начала Никки постепенно – шаг за шагом, дюйм за дюймом – отвоевала себе определенный статус и даже некоторую долю свободы, недоступную остальным сестрам. Не то чтобы она специально к этому стремилась. Просто так случилось – и все. Джегань рассказывал ей о том, что прочитал в мыслях других сестер: между собой они называют ее «рабыня-королева». Никки полагала, что Джегань сказал это, чтобы ее порадовать, но титул «рабыня-королева» волновал ее не больше, чем госпожа Смерть.

Сейчас она плыла среди солдат, словно яркий цветок лотоса по темному болоту. Остальные сестры старались выглядеть как можно хуже и неприметнее, чтобы не попадаться на глаза солдатам, но их ухищрения пропадали втуне. Они жили в постоянном ужасе перед Джеганем. Что случилось, то случилось. У них нет ни выбора, ни возможности как-то повлиять на события.

Никки же все было безразлично. Она носила роскошные черные платья и никогда не покрывала свои распущенные светлые волосы. По большей части она делала, что хотела. Что бы Джегань с ней ни творил, ее это не трогало, и сноходец это знал. Как Ричард оставался загадкой для нее, так и она оставалась загадкой для Джеганя.

А еще Джегань был ею очарован. Несмотря на жестокое обращение, в нем порой мелькала искорка заботы. Когда Джегань причинял ей боль, Никки с радостью принимала ее. Она заслужила грубое обращение. Иногда боль хоть немного заполняла темную пустоту. Тогда Джегань прекращал ее мучить. Когда он грозился убить ее, Никки терпеливо ждала смерти. Она знала, что не заслуживает жить. Тогда он отменял смертный приговор.

И всякий раз Никки была полностью искренней – в этом было ее спасение и угроза гибели. Она была оленухой среди волков, укрытой завесой безразличия. Оленухе грозит опасность, только когда она бежит. Никки же не считала, что положение пленницы расходится с ее интересами – у нее попросту не было интересов. Ей неоднократно предоставлялась возможность бежать, но она ни разу этой возможностью не воспользовалась. И пожалуй, именно это больше всего влекло к ней Джеганя.

Иногда он вроде бы благоволил к ней. Никки не знала, что именно его в ней интересует, и не пыталась узнать. Иногда он проявлял нечто вроде заботы и пару раз – даже что-то, похожее на любовь. А иногда, когда Никки отбывала по делам, казался довольным тем, что отделался от нее.

Поведение Джеганя навело ее на мысли, что он, по всей вероятности, считает, что влюблен в нее. Сколь нелепым ни казалось это предположение, Никки было совершенно безразлично, так это или нет. Она сильно сомневалась, что Джегань вообще способен любить, и еще больше сомневалась, что ему известно значение этого слова.

А вот Никки значение этого слова было известно.

Возле шатра Джеганя какой-то солдат заступил ей дорогу. Его издевательская ухмылка означала приглашение. Никки могла охладить его пыл, сообщив, что ее ждет Джегань, могла воспользоваться своим могуществом и уложить его на месте, но она лишь пристально на него поглядела. На такую реакцию солдат не рассчитывал. Большинство мужчин обрушиваются на жертву, только если она пищит. Поскольку Никки ничего подобного не сделала, солдат скис, пробормотал ругательство и убрался прочь.

Никки продолжила путь. Палатки кочевников Алтур-Ранга были маленькими и практичными сооружениями из невыделанной овечьей кожи. Джегань устроил себе шатер куда большего размера, скорее овальный, чем круглый. Вместо одного шеста крышу поддерживали три. Внешние стены украшали богато расшитые панели. По кругу на стыке крыши и стен свисали толстые разноцветные косички и ленточки – отличительная черта передвижного дворца императора. День выдался безветренный, яркие красные и желтые стяги не развевались над огромным шатром.

Снаружи женщины выбивали небольшие коврики. Никки откинула тяжелый полог, украшенный золотыми щитами и серебряными медальонами с изображением батальных сцен. Внутри рабы чистили дорогие ковры, смахивали пыль с керамики, расставленной на изящной мебели, взбивали сотни разноцветных подушек, разложенных на полу. Отделанные традиционными алтур-рангскими узорами занавеси делили шатер на насколько комнат. Закрытые прозрачной тканью отверстия вверху едва пропускали свет. Благодаря толстым коврам и стенам в шатре императора всегда царила тишина. Неярко горели свечи и светильники.

Никки не удостоила взглядом стоявших у входа стражей и занятых делом рабов. Посреди самой первой комнаты возвышалось увитое красным шелком резное кресло Джеганя – именно здесь он давал аудиенции. Сейчас кресло было пустым. Никки, не колеблясь, двинулась к самой дальней комнате, императорской спальне.

Один из рабов, полуголый паренек лет восемнадцати на вид, стоя на четвереньках, оттирал небольшой щеткой коврик перед входом в спальню. Не поднимая глаз, он сообщил Никки, что его превосходительства в шатре нет. Этот юноша, Ирвинг, обладал волшебным даром. Прежде он жил во Дворце Пророков, где его обучали искусству волшебника. Теперь – чистил ковры и выносил ночные вазы. Мать Никки это бы одобрила.