Демоны Грааля - Константин Мзареулов Страница 25

— Домой! — уперлась Гретхен.

Ее тон не понравился Фаусту. Он невольно подумал про другую Гретхен, с которой был знаком много веков назад. Теперь вспомнилось, что та девушка тоже оказалась капризной и жестокой эгоисткой, обожала упрямиться по любому поводу, при каждой возможности делала ему мелкие гадости, а потом вовсе сдала инквизиторам, обвинив в занятиях черной магией. И еще была у той Гретхен настоящая Великая Мечта — как и все бюргерские дочки, она отдала бы полжизни, лишь бы выйти замуж за гусарского фельдфебеля…

Чтобы не обострять и без того натянутые отношения, Фауст решил не спорить, а просто достал Карту Дримланда и перенес Гретхен в свой дворец из синего кирпича. Девица моментально повеселела, побежала в ванную, крикнув уже из-за двери

— Фау, дорогой, если ты меня любишь, организуй завтра с утра военный парад. Я так люблю смотреть на гарцующих уланов…

В постели королева-девственница проявила себя особой страстной и опытной. Мефисто от всей души старался, ублажая Гиневру, и даже, кажется, слегка перестарался. В самый неподходящий момент кровать, не выдержав, угрожающе заскрипела, одна из ножек подломилась, и все сооружение приготовилось развалиться.

Обхватив удлинившейся, как щупальце, рукой напрягшееся тело партнерши, герцог проворно сполз с упругих перин, и они продолжили свои занятия, катаясь по густому ворсу расстеленного на полу ковра.

Ночь пролетела стремительно, светившая в окно луна исчезла вместе с серебристой дорожкой, протянувшейся поперек темного зеркала бухты. Незамеченное заигравшимися любовниками солнце осторожно вытолкнуло из-за горизонта тонкий краешек своего диска, потом уверенно выкатилось целиком, приподнялось над горами, и лишь тогда Гиневра с Мефом, малость умаявшись, вернулись к реальности.

— Нужна новая кровать, — вздохнула королева. — Твои визиты — сплошное разорение.

Привстав, она протянула руку к лежавшему здесь же, на ковре, халату. Мефисто лениво посоветовал:

— Не надо. Так ты выглядишь куда привлекательнее.

Ги опустила голову ему на грудь, томно пошевелив длинными ножками. «Шикарная телка, — меланхолично подумал нирванец. — Чувствуется порода». Неожиданно Ги спросила:

— Сколько лет ты прожил по собственному времени?

— Около пятисот.

— Скольких женщин ты любил?

— Женщин было немало, но любить… — Мефисто поморщился, потом криво улыбнулся. — В моем положении любовь — непозволительная роскошь.

— Но почему?!

— Влюбленные внезапно и катастрофически глупеют, а я не мог себе этого позволить.

— Но твой брат… Он влюблен и, похоже, счастлив.

— Не верь впечатлениям. Фауст никогда в этом не признается, но он устал от борьбы. Ему все надоело — поэтому и любит мираж.

Сделав понимающее лицо, Гиневра задумалась. Запас вопросов в ее любознательной головке не был исчерпан, и королева осведомилась:

— Чем обычно занимаются Повелители Теней?

— Выбор, увы, невелик, — ответил Меф. — Разврат, интриги, путешествия, войны.

— А ты и твои братья?

— Войны, путешествия, интриги, разврат. Еще я временами пытаюсь предсказывать будущее. Гиневра засмеялась:

— Мой новый верховный астролог тоже умеет предсказывать.

— Дорогая, мэтр Джильбер — милейший парнишка, но колдовством не владеет, — сказал нирванец. — Ясновидение вообще не слишком продуктивно, а уж простым смертным вовсе не доступно.

Гиневра покачала головой, одновременно потянувшись. При этом густая копна ее волос пощекотала ноздри Мефа. Глянув в зеркало, Ги пришла в ужас — после бурного шквала любви прическа превратилась в груду бесформенно спутанных лохм.

— Не смотри, — потребовала королева, — Встретимся за столом. Скоро завтрак.

Утренняя трапеза грозила превратиться в обычное извращение, каким баловались все амбериты. Поэтому предусмотрительный Сын Вампира заранее распорядился относительно меню для себя. Лихо расправляясь с залитой яйцами грудинкой морского кабанчика, он не без иронии наблюдал, как Ги клюет пирожные и фрукты в сметане.

Отхлебнув чай из фигурной чашечки, юная правительница Авалона вернулась к прерванному разговору, напомнив:

— Ты говорил, что не веришь в ясновидение,

— Не совсем так… — Он показал пальцем на кубок, и стоявший за спиной слуга торопливо налил вино. — Я говорил, что предсказания редко бывают точными. Лишь самым изощренным магам под силу верно разглядеть грядущие события.

— В чем же секрет? — заинтересовалась Гиневра.

— Понимаешь, дорогая, будущее всегда предопределено настоящим и прошлым. Линия каждой судьбы многократно разветвляется, но эти ветви лежат пучком, не слишком отклоняясь от центрального ствола.

— А как же свобода выбора?

Мефисто вынужден был ее разочаровать:

— По сути, она иллюзорна. К примеру, если кто-то бредет по тропе, где за кустом на повороте затаился пещерный медведь-людоед, то, скорее всего, последний будет сыт. Бедняк может мечтать о дочери падишаха, но женится все равно на вдове соседа. Тот, кто выбрал карьеру наемного убийцы — раньше или позже наверняка окажется в руках палача, хотя тут остается известная неопределенность: топор, петля, костер, пуля в затылок…

Посреди его тирады робко вошел Джильбер. Нетрудно было догадаться, что Ги заранее пригласила астролога. Некоторое время раскормленный шарлатан скромно прижимался к стенке, жадно разглядывая деликатесы на столе, но при этом внимательно слушал каждое слово своего давнего благодетеля. Наконец, не выдержав пытки молчанием, Джильбер простонал:

— Мой герцог, вы так много говорите о смерти. Мне становится не по себе.

— Дружище, я говорю о вещах, которые обычно случаются с людьми.

— Ты часто убиваешь… — задумчиво резюмировала Гиневра. — Разве тем самым ты не навлекаешь на себя ненависть окружающих?

Меф ответил жизнерадостной улыбкой, сверкнув рядами белоснежных зубов, которые в этот момент заметно отличались от человеческих.

— Напротив, это лучший способ избавиться от враждебности и ненависти окружающих, — сказал нирванец. — Поверь, моя королева, человек, которому отрубили голову, сразу же становится добродушным и уже не питает к вам каких-либо злых чувств.

Авалонцев передернуло, а Мефисто, умиротворенно улыбаясь неведомым мыслям, любовался игрой бликов на потолке. Отраженные от аквамариновых волн бухты лучи утреннего солнца, просочившись сквозь цветные стекла мозаичных окон, струились причудливыми пятнами, рисуя неожиданные узоры. Мелькнула озорная мысль — превратить эту картину в Козырь и махнуть туда, в мир чистых красок и свободных форм…