Темная звезда - Вера Камша Страница 26

— Глупости! Мы просто поглядим из сада, и ты покажешь мне своего рыцаря.

— А если меня увидят…

— Никто не увидит. Ну, нельзя же быть такой трусихой. Дедушка знает, что ты у нас. Он, конечно, отца не любит, но ссориться с ним не станет. А хочешь, я попрошу Стефана, чтобы он пригласил тебя на прием? Он позволит, он очень хороший, только больной. Но мы с отцом его ужасно любим. Если Стефан скажет, тебе найдут платье. Я бы отдала тебе свое, с незабудками, но оно короткое.

— Успокойся, Белочка. Я только хочу посмотреть. Я знаю, что там могут быть только дворяне, да и сопровождать меня некому…

— Как это некому, а мой отец? Знаешь, если Стефан попросит Герику, она ему отдаст любое платье. Правда, она толще тебя, и волосы у нее светлые, но у меня есть очень хороший пояс.

— Белочка, милая, это неприлично.

— Ну и дура! Смотри тогда на твоего рыцаря в окно, а он в это время в кого-нибудь влюбится.

2228 год от В. И. 14-й день месяца Медведя.

Восьмая ора пополудни. Таяна. Гелань. Высокий Замок.

Герцог Рьего галантно довел Герику до ее покоев и раскланялся, выразив надежду на скорую встречу на приеме. Девушка робко кивнула и поспешила скрыться за дверью. Рьего задумчиво погладил золотой браслет на руке и пошел прочь. Встреча с дочерью Михая напрочь выбила его из колеи. Не то чтобы девушка не понравилась адмиралу, скорее наоборот. Герика внешне ничем не напоминала своего неприятного отца, а ее фигуре и волосам позавидовала бы любая красавица. Дело было в другом — они рука об руку прошли через весь замок, и за это время Герика не сказала ни одного слова, только виновато улыбалась.

Когда-то много лет назад капитан Счастливчик Рене выиграл в карты у купца из Эр-Атева узкоглазого мальчишку, который на поверку оказался пятнадцатилетней девочкой. Потом Ирия составила счастье одного из помощников Рене, научилась звонко смеяться и заигрывать с мужчинами, но когда он ее увидел впервые, на смуглом личике была такая же ничего не выражающая улыбка, а в глазах тот же ужас, что и у наследницы Тарски. Если до сего момента Рене только подозревал, что Михай Годой человек страшный, то теперь сомнения исчезли. Довести до состояния забитого животного собственную дочь мог только мерзавец. Знать бы еще, имеет ли этот мерзавец какое-то отношение к тому, что произошло в Ласковой пуще и другим странным событиям, вести о которых стали приходить в Эланд.

— Мне кажется, ты нашел не лучшее место для размышлений, — скрипучее ворчанье вывело Арроя из задумчивости, и тот не сразу сообразил, что с ним заговорил Жан-Флорентин. Философский жаб честно молчал весь день, но, похоже, его терпение иссякло. Впрочем, Рене был рад любому поводу отвлечься от мыслей о Михае.

— Как тебе нравится Высокий Замок?

— Это очень древнее место. Мне кажется, чем быстрее ты отсюда уедешь, тем будет лучше.

— Почему ты так думаешь?

— Потому, что тебя пытались отравить. О люди, зловещие порождения крокодилов…

— Погоди, ты меня не путай. Кто, когда и почему крокодилы?

— Крокодилы ни при чем. Они не виноваты. Просто так говорится. Яд был в вине, что стояло в твоей спальне, а кто его принес, я не знаю.

— Весело. Но как ты сумел…

— О, есть многое, друг Рене, что тебе и не снилось. Я не хотел отвлекать вас по пустякам, тем более что яд был плохонький. Я думаю, мы скоро все узнаем… Своевременно или несколько позже. Тайное всегда становится явным, но, похоже, сюда идут.

Действительно, из-за поворота показалась высокая ладная фигура.

— Шандер? Я полагал, ты уже в большом зале.

— Монсигнор, я ждал вас.

— Я догадался.

— Я не хотел бы, чтобы вы ходили по Высокому Замку в одиночку. У нас многое изменилось.

— Как я понимаю, не к лучшему. Но я не думаю, что меня станут убивать прямо в день моего приезда. Или ты полагаешь, чем скорее, тем лучше…

— Вы шутите, монсигнор.

— Нет, я не шучу… Но меня никто не убьет. Не сможет. По крайней мере, не сейчас. А вот ты, Шани… Стефан очень привязан к тебе и к Белинде. Я думаю, девочке будет хорошо в Эланде…

— Монсигнор…

— Я почти двадцать лет был монсигнором, но сейчас, похоже, мне придется вновь стать маринером. Хотя бы наполовину.

— Но… Зачем вам нужно, чтобы Бельчонок уехала с вами?

— Сам не знаю. Просто в голову пришло. Мне вдруг показалось, что так будет лучше. Если ты всерьез решил меня сопровождать, то я иду к себе. Негоже «монсигнору» появляться на Великом Приеме в дорожном платье. И все-таки подумай. Белинде будет интересно увидеть море.

— Я подумаю…

— Это правда?! Вы уверены? — Стефан не сводил с Романа горящего взгляда.

— Уверен настолько, насколько можно в наше время быть хоть в чем-то уверенным. Я думаю, у вас есть шанс, принц, но пусть это будет нашей тайной.

— Конечно. Вы просто дали мне какое-то снадобье…

— …а Иннокентий его освятил и отслужил девять молебнов о твоем здоровье.

— Правильно, — Стефан неожиданно звонко рассмеялся, закинув назад красивую темноволосую голову, и в этот момент стал поразительно похож на Рене, — пусть после такого чуда попробуют заменить его на этого несносного Тиберия! Или Таисия.

— А эти кто такие?

— Первый — напыщенный дурак. Второй — фанатик. В худшем смысле этого слова. Ему по ночам, видите ли, святая равноапостольная Циала является и учит бороться с ересью.

— Какая гадость…

— Да уж… Но чудеса ему не по плечу, так что мы их всех обставим. Но Руи… То есть мой дядя должен знать все.

— Разумеется. Герцог — замечательный человек.

— А вы его давно знаете?

— Несколько дней, но за это время произошло достаточно, чтобы понять, что из того, что говорят о нем, — правда, а что — идиотские сказки.

— Я много слышал о вас, Роман Ясный, но никогда не думал, что именно вы дадите мне надежду. Но человеку всегда мало того, что он получил. Мне хотелось бы услышать ваши песни.

— Прямо сейчас? Что ж, это будет неплохим завершением вечера.

— Нет, Роман, Рене хотел видеть вас на приеме, и он прав. А вот завтра… Я думаю, мой дядя не откажется посидеть с нами.

— А вы тонкий политик, принц.

— Лучше Стефан.

— Хорошо. Пусть будет Стефан. Правду говорили, что вы будете достойным королем. Разумеется, Рене с моей помощью попробует вас развлечь, а если я буду не только петь, но и говорить, это никого не касается.

— Значит, до завтра? Спасибо вам.

— До завтра. — Роман вышел через ту же дверцу, через которую их впустил старый слуга. Очевидно, тот уже что-то знал, потому что в глазах эландца светилась такая радость, что Роману стало неловко. Он непроизвольно сжал руку старика и шепнул: