Другая половина мира - Михаил Ахманов Страница 27

О’Спада погладил кончиками пальцев страницу, где на голубом фоне свивались в хоровод священные знаки — синие и фиолетовые, цветов Сеннама, покровителя путников. Они выглядели словно муравьиное воинство, выстроившееся ровными шеренгами на столе из майясского камня.

— Вот… — старик внимательно разглядывал пергаментный лист, покачивая головой. — Вот здесь, О’Каймор… Говорили мне мудрецы, что здесь написано о землях, лежащих к востоку и западу от Эйлонны, и о том, что мир наш круглый, как пальмовый орех. Удивительная вещь, но если Сеннам написал такое, то это правда! А значит, если плыть на восход, то доберешься до суши. Пройди ее и снова плыви — и ты вернешься к Оси Мира со стороны заката, попав либо в Арсолану и Коатль, либо к городам Западного Побережья, к месту, где трясется земля, либо к северным дикарям с желтыми лицами… Ты можешь не верить мне, О’Каймор, но врядли Сеннам хотел посмеяться над нами, рисуя эти знаки.

О’Каймор кивнул. К Сеннаму он испытывал полное доверие; подозрительны были лишь те мудрецы, что взялись истолковать владыке Ро’Кавары божественное откровение. Ну что ж, он доплывет до восточной земли и увидит ее своими глазами… или не увидит ничего, кроме соленых вод, и это будет означать смерть. Смерть от жажды или от голода, или смерть в пучине, если бури и морские чудища разобьют корабль.

Старик закрыл книгу и утомленно опустился на циновку — О’Каймор, прижав локтем к боку тяжелый том, поддержал своего господина. Рука в прожилках синих вен слабо шевельнулась.

— Я повелел заложить пять кораблей… пять кораблей с высокими бортами и крепкой палубой… Два больших, три — поменьше… Придумай им имена, О’Каймор, — такие имена, что могут понравиться и кейтабцам, и светлорожденным… и людям, и богам… — Голова старого ахау утомленно склонилась на грудь, губы шепнули: — Теперь иди, тидам. Когда отдохнешь, наведайся на верфь, присмотри за кораблями… И начинай набирать команды… твои гребцы там не понадобятся… ищи «чаек» и «предвестников», которые могут работать с парусами и не боятся высоты… ищи опытных рулевых… ищи самых искусных кормчих… таких, как хромой Челери… как Си’Хара… Ито’Тох… Ищи!

Прошептав: «Да будет с тобой милость Шестерых!» — О’Каймор опустил Святую Книгу рядом с циновкой. Он почитал Кино Раа не меньше, чем Паннар-Са, а временами и больше — Морской Старик отличался жестокостью, и кейтабцы побаивались его, тогда как Сеннам, Арсолан и прочие боги были неизменно милостивы к людям.

Сложив руки жестом почтения, О’Каймор поклонился и сделал уже три или четыре шага, когда сзади раздалось:

— Скажи, тидам, как зовут одиссарского сахема, что выпустил кишки Эйчиду? Я слышал о Джакарре, который ведет дела с нашими купцами, о Фарассе, главе лазутчиков, человеке с утробой каймана, и еще об одном, чье имя не могу вспомнить… кажется, он наком их войска… А этот, самый младший… как его?.. »

О’Каймор наморщил лоб.

— Дже… Дженнак. Его зовут Дженнак, повелитель.

— Хорошее имя. В нем слышится посвист ветра, гуденье тетивы и звон стеклянного сосуда…

Владыка Ро’Кавары кивнул головой и отвернулся.

День Каймана месяца Цветов.

Дворец одиссарского сагамора близ Хайана

Кончился День Ясеня; промелькнули Дни Сосны и Ягуара. На третье утро, в День Каймана, Дженнак проснулся от негромкого гула сигнальных барабанов.

Он лежал, не раскрывая глаз, прислушиваясь к далекому барабанному бою и тихому дыханию Вианны; под сомкнутыми веками плыли видения, скользили тени только что отлетевшего сна, сияли чудесные миражи, посланные богами. На этот раз не было ничего загадочного, ничего страшного — ни корабля под белыми парусами, плывущего из неведомых далей, ни огненной бездны и языков пламени. Он парил в небесах, свободный, стремительный и сильный, как сокол; он купался в теплом прозрачном воздухе, пронизанном солнечным светом; он чувствовал, что это тепло и свет надежно защищают его от холода и мрака Великой Пустоты, раскинувшей свои темные крылья от земных пределов до самых далеких звезд. Жар и холод, свет и тьма, пустота и звезды были над ним, подобные накидке из пестрых перьев, прикрывавшей спину; внизу же… О, внизу лежала Эйпонна — в торжествующем великолепии своих земель, прекрасная, как цветущий сад!

В своем сновидении Дженнак мог обозреть ее из края в край, от скованных ледяным венцом северных пределов до Холодного острова на дальнем юге, скалистого и бесплодного, отделенного от Сеннама неширокой извилистой полосой вод. Очертания Верхней Эйпонны были угловатыми и резкими, словно выщербленный топор; ближе к экватору просторный континент сужался, превращаясь в гористый перешеек, в мост, переброшенный к южному материку, рассеченный бурным проливом Теель-Кусам. Нижняя Эйпонна походила на мягко очерченный треугольник с игриво загнутым острым кончиком; прибрежная линия ее шла более плавно — тут, в отличие от северного соседа, океанские воды не разрывали сушу голубыми клочьями огромных заливов. Оба континента со стороны заката ограждала гигантская горная цепь; Дженнак знал, что она протянулась с севера на юг на сотню соколиных полетов, и теперь — пусть во сне! — мог увидеть эту каменную преграду, то сужавшуюся, то расширявшуюся, то грозившую небу остриями обледенелых пиков, то пластавшуюся под ним щитами плоскогорий, то разорванную трещинами глубоких каньонов. К восходу от этой чудовищной стены материки становились более пологими, низменными, богатыми лесами, озерами и реками. Дженнаку, парившему в вышине, чудилось, что Север и Юг почти поровну разделили все земные богатства: тут и там были горы, степи и необозримые массивы зелени, тут и там струились великие потоки — Отец Вод в Верхней Эйпонне и Матерь Вод — в Нижней. Правда, Север мог похвастать пресным озером Тай-он-точи-ка, подобным морям, зато на Юге, кроме Матери Вод, была еще одна огромная река, что стремилась к океану среди сеннамитской прерии.

Неощутимым мысленным усилием он приблизился к Ринкасу, к пространству соленых теплых вод, и застыл над их сине-зеленой гладью подобно Сеннаму-страннику. Очертания Срединных Земель близ полюсов сделались туманными, размытыми, зато теперь он видел всю акваторию Внутреннего моря, простиравшегося меж Верхней и Нижней Эйпонной. Северная его часть напоминала овал, ограниченный с восхода двумя полуостровами, Серанной и Юкатой, и огромным островом Кайба; южная тоже была замкнута в кольцо земель — с запада изгибался перешеек, на востоке дугой тянулся архипелаг Йантол, с двух других сторон лежали большие кейтабские острова, Кайба, Гайяда, Йамейн, Пайэрт и побережье Нижней Эйпонны, принадлежавшее Арсолане и Рениге. То был центр мира, средоточие сокровищ, знаний и древней мудрости, завещанной богами. Прошло пятнадцагь веков с тех пор, как Шестеро явились в Юкате; затем дороги их пролегли в ближайшие Уделы — Коатль, Одиссар и Арсолану. Трое богов остались там; трое других продолжили путь на север, в Мейтассу и Тайонел, и на юг, в далекий Сеннам. Но эти страны все же были окраиной; главное оставалось здесь, в бассейне Ринкаса и на его берегах. Кроме Великих Уделов, здесь лежала Юката, Святая Земля, здесь находились многочисленные княжества Перешейка, острова и колонии кейгабцев. Жизнь бурлила в этих благодатных землях и теплых водах, люди роились подобно муравьям, утоптанные торговые тракты соединяли города, а весла тысяч кораблей пенили морские волны.