Крест и посох - Валерий Елманов Страница 27

Старик, стоящий молча все это время, слегка склонил голову набок и лукаво осведомился:

– И как мне это сделать? Разве что вывести вас из дубравы этой?

– Это завсегда успеется, – небрежно махнул рукой Епифан. – Уйти мы и сами сможем.

– Ох, это навряд ли, – загадочно усмехнулся волхв. – Без моего дозволения ныне вам нет отсюда ходу.

– Да не об этом речь, – отмахнулся Епифан, посчитав произнесенную угрозу за пустое бахвальство. – Ты в другом пособи. Вон, видишь, человек лежит. Рана у него глубокая. Руды много утекло, пока остановить не удалось. Ты вылечи его, тогда и поверим вмиг, что добрый ты.

Старик безмолвствовал.

– Еще и золотишка с собой подкинем, – пытался соблазнить его Епифан.

– И много дадите? – нехотя, наконец, откликнулся тот.

– А сколько есть, – заторопился стремянкой. – Нам оно ни к чему, а тебе сгодится. Обувку к зиме купить, шубу добрую, еды какой-никакой.

– Лето, чай, стоит, – возразил волхв.

– Вот-вот, – охотно согласился Епифан. – А за летом завсегда зима ручищами ледяными машет. И смерд хороший тоже завсегда сани зимние в лето готовит.

– Ну, ежели злата дадите, – усмехнулся в бороду старик и, не договорив, направился к лежащему Константину.

Склонившись над ним, он несколько секунд пристально вглядывался в лицо князя и вдруг резко отпрянул назад.

– Так это ведь князь Константин, – произнес он растерянно и оглянулся назад, как бы надеясь, что его опровергнут, скажут, что он ошибся, но этого не произошло. Даже напротив. Епифан тут же радостно подтвердил догадку волхва:

– Точно! Он самый и есть. Младшой брательник самого главного на Рязани князя Глеба. А уж как он его любит – сил нет. Видишь, правду я тебе сказал – за его спасение Глеб тебя золотом всего обсыплет с ног до головы.

При этих словах он угрожающе сунул кулак за спину, чтобы волхв ничего не смог увидеть, и погрозил им остальным дружинникам. Те продолжали хранить молчание. Ухмыльнувшийся было Гремислав тут же спрятал свою усмешку, а крякнувший Изибор резко поперхнулся. Афанасий продолжал спешно накладывать на себя кресты один за другим, словно собирался закутаться в их невидимую, но надежную пелену, которая сохранит от всего недоброго, что может произойти на поляне.

– Ну, как он? – шепнул осторожно Епифан, боясь спугнуть молчащего в раздумье волхва.

Тот выпрямился, очевидно придя к какому-то выводу, и зычно скомандовал:

– А ну-ка, все вон с поляны, и чтоб до рассвета сюда никто ни ногой.

– Зябко ночью-то без костра, – подал было голос Изибор, на что волхв без лишних слов выхватил большую горящую головню из костра и кинул к ногам Епифана.

– Вот вам, новый запалите, – и крикнул вслед уже уходящим дружинникам: – И чтоб ближе чем на двадцать саженей к поляне ни-ни, а то не смогу князю вашему помочь.

Гремислав, уходящий последним, внезапно обернулся перед самими дубками, обрамлявшими поляну, и с угрозой заметил:

– Ты вот что, старик. Ежели князю не подсобишь, так я сам с тебя, старая рухлядь, кожу со спины ломтями настругаю и за нее повешу... подыхать. Так что гляди. И улизнуть не надейся – мы всю ночь бдеть за тобой будем. В шесть глаз.

Старик в ответ только хмыкнул презрительно и, дождавшись, когда они все удалятся, вновь повернулся к Константину.

– Стало быть, рана у тебя, княже, – пробормотал он, усаживаясь поудобнее и кладя посох себе на колени. – Руды и впрямь стекло изрядно, коль ты только глазами хлопать и можешь. А голос подать – сил нет? – поинтересовался он и вдруг неожиданно и сильно сдавил Константину раненое плечо.

У того от боли потемнело в глазах, и на какие-то мгновения он даже потерял сознание. Когда оно вновь вернулось к нему, он увидел склонившегося над собой старика, который легонечко, одним пальцем тыкал куда-то в плечо, но, странное дело, боль от этого не усиливалась, а, напротив, проходила.

– Вот и снова очи свои растопырил, – недобро улыбнулся волхв, заметив: – Ишь они у тебя туманные какие. Может, от боли, а скорее всего, от того, что жизнь из тебя вытекает. Это хорошо.

– Чего ж тут хорошего? – шепнул еле слышно Константин.

– А то, что нечего таким, как ты, нелюдям по землице ходить, погаными своими ногами топтать ее, родимую. А еще лучше то, что ты и голоса подать не в силах. Вон я даже за плечо ухватил, а ты токмо застонал еле-еле. Так что не крикнешь и своих воев не позовешь.

– А если постараюсь?

– Пробуй, – равнодушно пожал плечами волхв. – Я и мешать тебе даже не буду. Все едино – не сумеешь.

– Это верно, – вновь еле слышно откликнулся Константин и, глядя на зловещую ухмылку старика, поинтересовался: – Стало быть, ждать будешь, пока я совсем не умру?

– Точно, – согласно кивнул тот головой. – В самое яблочко попал, княже. Стало быть, не весь ум в мед ах хмельных притупил. Ну что ж, коли так, еще лучше.

– Чем лучше-то? – не понял Константин. – И для кого?

– А мне, – отозвался волхв, внимательно вглядываясь в лежащего. Отблески костра, бросая свет на старика, накладывали на его лицо мрачный багрово-кровавый отпечаток, подчеркивали смертельую белизну щек Константина, отливавшую восковой желтизной потенциального покойника.

Видя, что князь ничего не понял, волхв пригнулся к нему пониже и шепнул:

– Да ты вглядись, вглядись в меня, батюшка. Или до сих пор никак признать не можешь.

Кроме широко раскрытых ярко-зеленых глаз с полыхавшими где-то там в глубине заревами двух костров мрачной ненависти, Константин уже ничего не видел – так близко склонился к нему старик. Тогда, угадав по лицу, что он так и остается неопознанным, волхв выпрямился и разочарованно буркнул:

– Никак добрый человек, который мечом тебя тюкнул, память всю отшиб. А ну-ка, – он оживился и вновь широко заулыбался, – напомню, пожалуй. Годков пять тому назад воевали вы вместе с еще одним нелюдем, который родным братом Глебом тебе доводится. Видать, с удачей назад ехали, да на соседней поляне привал устроили. Помнишь?

– Нет, – с усилием разжал спекшиеся губы Константин. Жизнь и впрямь сочилась из него, утекая прямо в землю, да не по каплям, а ручейком, и он чувствовал, что осталось ему совсем немного. «Как-то глупо все получилось – вначале с этими разбойниками, да и теперь вот тоже все неправильно»,– подумал он вдруг. И, соглашаясь с ним, утвердительно шелестели листвой молодые дубы-крепыши, окружившие, подобно молчаливым часовым, двух человек возле костра. «Жаль, что так нелепо», – как краткий итог прозвучала последняя мысль, и он устало закрыл глаза, не желая вести бессмысленную беседу.

– Э-э, нет. Так не пойдет, – всполошился волхв и, бережно приподняв голову Константина, почти силой влил ему в рот из небольшого флакона какую-то горьковатую освежающую жидкость. Поневоле сделав несколько глотков, он и впрямь почувствовал себя значительно лучше.