Сотворение света - Виктория Шваб Страница 27

– Ты никогда мне не говорила, – прошептал он.

– А ты не замечал, – ответила она и добавила: – А вот Алукард заметил.

Удар достиг цели. Келл отстранился было, но тут ресницы Лайлы затрепетали, и она пошатнулась еще сильнее.

Он обнял ее и тихо произнес:

– Пойдем. У меня комната наверху. Давай…

Она сонно улыбнулась.

– Хочешь затащить меня в свою постель?

Келл натянуто улыбнулся:

– Это будет справедливо. Я же немало времени провел в твоей.

– Если я правильно помню, – произнесла она заплетающимся от усталости языком, – ты все это время лежал поверх одеяла.

– Привязанный, – уточнил Келл.

– Вот было время… – мечтательно начала она и вдруг рухнула лицом вперед. Келл едва успел ее подхватить.

– Лайла! – воскликнул он сначала тихо, потом настойчивей: – Лайла!

Уткнувшись ему в грудь, она что-то прошептала об острых ножах и мягких углах, но так и не проснулась. Келл бросил взгляд на Гастру – тот стоял поодаль, смущенно переминаясь.

– Что ты с ней сделал? – сурово спросил Келл.

– Это всего лишь тоник, сэр, – пролепетал стражник. – Чтобы лучше спалось.

– Ты ее опоил?

– Так приказал Тирен, – защищался Гастра. – Он сказал, что она дура упрямая, загонит себя до смерти, и тогда от нее никакой пользы не будет. – На этих словах Гастра понизил голос, с пугающей точностью подражая тону священника.

– И что ты собирался делать, когда она проснется?

Гастра сжался.

– Попросить прощения…

Келл в сердцах вздохнул. Лайла во сне зарылась носом ему в плечо.

– Я бы на твоем месте придумал что-нибудь получше. Например, искал пути к бегству, – сказал он юноше.

Гастра побледнел. Келл подхватил Лайлу на руки и подивился ее легкости. Эта девушка занимала так много места в мире – в его мире, и трудно было поверить, что она такая невесомая. В его представлении она была сделана из камня.

Ее голова качалась возле его груди. Келл поймал себя на мысли, что никогда не видел, как она спит. Без сурово сжатых челюстей, без складки между бровями, без яростно сверкающего взгляда она казалась совсем юной.

Келл быстро прошагал по коридорам, вошел к себе и опустил Лайлу на кушетку.

Гастра протянул одеяло.

– Может быть, снять с нее ножи?

– На это во всем мире тоника не хватит, – отозвался Келл.

Он накрыл ее одеялом, потом присмотрелся к бесчисленным ножнам на руках и ногах.

Одни из них были пусты.

Это ничего не значит, сказал он себе, укутывая ее, но все же в душе поселилось зернышко сомнений. Он вышел в коридор, и тревога почти угасла.

Это ничего не значит, подумал он, привалившись к двери и протирая сонные глаза.

Раньше, в комнате Рая, он не думал, что уснет. Хотел лишь побыть немного в тишине, перевести дыхание. Приготовиться к тому, что неизбежно настанет.

Кто-то кашлянул. Он поднял глаза и увидел Гастру. Тот вертел и вертел в пальцах монетку.

– Иди, – велел Келл.

– Не могу, – ответил стражник.

Келл мысленно приказал монетке перескочить от Гастры к нему. Стражник тихо вскрикнул, но не попытался отобрать.

Присмотревшись, Келл увидел, что монетка не простая. Она была сделана в Белом Лондоне – деревянный кружок с остатками выжженного на одной стороне подчиняющего заклятия.

Как там говорил Гастра?

«Это я виноват, что она вас нашла».

Вот, значит, как Ожке это удалось.

Вот почему Гастра винил себя.

Келл сжал ладонь и вызвал пламя. Оно быстро расправилось с деревянной монеткой.

– Вот и все, – сказал он, стряхивая пепел с ладони. Гастра остался стоять, смущенно глядя в пол.

– Принц взаправду живой? – еле слышно прошептал он.

Келл вздрогнул.

– Конечно. Почему ты спросил?..

В больших карих глазах Гастры трепетал испуг.

– Вы его не видели, сэр. Не видели, каким он был, пока не вернулся. Он был не просто мертвый. А как будто… давным-давно мертвый. Казалось, не очнется никогда. – Келл насторожился, но Гастра все говорил и говорил, тихо, но горячо, на щеках горел румянец. – А королева, она от него не отходила, снова и снова повторяла, что он вернется, потому что вы, сэр, тоже непременно вернетесь. И я знаю, что у вас обоих одинаковые шрамы, что вы как-то соединены, ваши жизни связаны, и я понимаю, сэр, это не мое дело, но я не могу не спросить. Это что, какая-то жестокая иллюзия? А настоящий принц…

Келл положил руку на плечо стражника – тот весь дрожал. Он всерьез опасается за жизнь Рая. Брат, при всей его глупости, пользовался искренней любовью подданных.

Он указал в конец коридора и твердо сказал:

– Настоящий принц спит вот за этой дверью. Его сердце бьется в груди так же ровно, как мое, и будет биться до конца моих дней.

И шагнул прочь. Его остановил голос Гастры, тихий, но настойчивый:

– В святилище есть одно выражение. Ис авен стран.

– Благословенная нить, – перевел Келл.

Гастра кивнул.

– Знаете, что оно означает? – Его глаза загорелись. – Оно взято из одного мифа, «Появление волшебников». Магия и Человек были братьями, только не имели ничего общего, потому что сила одного была слабостью другого. И вот в один прекрасный день Магия сплела благословенную нить и привязала себя к Человеку, да так крепко, что нить врезалась в кожу… – С этими словами он протянул руки и показал вены на запястьях. – С того дня у них все стало общее – и хорошее, и плохое, и силы, и слабости.

В груди у Келла что-то затрепетало.

– Как же заканчивается эта история?

– А она не заканчивается, – ответил Гастра.

– Даже если они расстанутся?

Гастра покачал головой.

– Никаких «они» больше нет, мастер Келл. Магия так много дала Человеку, а Человек так много дал Магии, что их уже нельзя разъединить. Их нити переплелись, и невозможно сказать, где заканчивается одно и начинается другое. Они связаны воедино. Жизнь одного с жизнью другого. Они – половинки одного целого. Если их разделить, размотаются оба клубка.

VI

Алукард знал дворец Марешей гораздо лучше, чем ем полагалось.

Рай показал ему с десяток входов и выходов, потайные двери и секретные коридоры, лестницы, спрятанные за занавесями, проемы, незаметные в стене. Пути, по которым друг может тайком пробраться в гости, а любовник – в постель.