Князь Рысев 2 - Евгений Лисицин Страница 28

Я же судорожно перебирал в голове все, что приходило в голову. Любой довод казался бесконечно глупым под мудрым, почти отеческим взглядом генерала. Потому что офицер рассмотрит каждое слово, прежде чем сделать неутешительный вывод.

— Поймите, юный князь, я готов поверить, что у вас вечером вдруг обнаружились неотложные дела. Готов принять, что ради этого вы рисковали шеей. Шутка ли! Пятый этаж, выстрелы инквизаториев, погоня на угнанном автомобиле от грузовика…

Я хотел что-то вставить в свое оправдание, но он остановил меня жестом.

— На угнанном, на угнанном, можете даже не искать оправданий. Видели?

Он бахнул о крышку стола свернутой газетой. Словно нашкодивший мальчишка, я развернул положенный передо мной ворох бумаг. На первой полосе журналист, зайдясь в сенсационном экстазе, спешил поведать о случившемся теракте. Маленькая подпись хитро подмигивала, обещая еще больше обескураживающих и сногсшибательных подробностей на третьей страницей.

Заметив мое замешательство, Николаевич снова прочистил горло и раскрыл нужный лист сам — там говорилось об оставленном на улице Седых Техников автомобиле, что был угнан этим же вечером. Видимо, едва только все шокирующие детали нападения Никсы сошли на нет, кто-то подсунул под нос этому же журналисту новый сюжет. Если верить написанному, то Майка была великим автоугонщиком, хоть сейчас игру делай. А из офицерского корпуса было похищено… а вот что-то, да похищено.

Он встал у меня за спиной, склонился. Облокотившись обоими руками на стол.

— Рысев… можно просто Федя, я полагаю? Так вот, Федор, вы навлекли не только на свою голову, но и на мою целый ворох, как бы это помягче выразиться-с? Неприятностей, да.

— Хотите, чтобы я попросил прощения? — хрипло проговорил. Старик же мне в ответ лишь удивленно вскинул брови.

— Каков наглец, а? Нет, я не желаю слышать ваших извинений. Желаю только оправданий.

Я вновь выбрал не самый удачный вариант. Мое молчание действовало Николаевичу на нервы, но он терпел. Ему стоило лишь щелкнуть пальцами, и, будто два брата из ларца, выскочат инквизатории. При своих ружьях, мантиях и, наверное, даже личных чертях. И про птичку не забудут. Удерживали от этого шага его разве что только личные принципы.

Словно с каждым мгновением все больше и больше выходя из себя, он запыхтел, пока не сдался, отойдя в сторону.

— Молчишь, значит? Это хорошо. Хорошо, да-с. — Он снова повернулся ко мне лицом, закивал. — Из тебя мог бы получиться разведчик. Вот только разведчики не мнутся, что баба со своими титеньками.

— А что, если я скажу, что это было делом чести? — подняв глаза, наконец проговорил. Он поймал мой ответ, пожевал губами, будто пробуя на вкус.

— Дело чести, говоришь? — Николаевич вдруг нагнулся почти что к самому моему лицу. — Дуэль?

Я судорожно перебирал все то, что со мной произошло вчерашним вечером. Назвать хоть что-то из этого достойной дуэлью можно было разве что в лихорадочном бреду. Старик выдохнул.

— Значит, не дуэль? Но все равно дело чести?

Он выпрямился, опершись на трость, перебирая догадки, будто четки. Ну не мог же я ему сказать напрямую, что вчерашним вечером скакал по крышам в погоне за пытавшимися прикончить меня убийцами? Что, будто грязный мародер, я силой вломился в чужую квартиру в поисках того, что мне было нужно? Крепче сжал покоящийся на дне кармана перстень — вчера я показывал его каждой любопытной твари, принял две, если не три тысячи едких ухмылок. Указательный палец правой руки все еще помнил ожог от первого выстрела из той волыны, что подогнала мне Майка.

— Знаешь, когда мне принесли твои документы, я не хотел тебя принимать, Рысев. Да-с, не строй такое выражение лица, не хотел. Юноша с непонятно каким даром, лишенный наследства, род которого в опале у Императора. Беды тащились за тобой, мальчик, будто грязный хвост за лисицей. Ты думаешь, что я ничего про тебя не знаю? Знаю и предостаточно, да-с. Если бы за тебя не поручился ходивший подо мной в свое время Ибрагим Кондратьевич, ты бы никогда не прошел дальше двери.

Он отложил свою трость в сторону, плюхнулся на кресло, блаженно зажмурился: не иначе, как у него жутко болели ноги. Я пытался прочесть старика еще раз, будто забыв, что было в прошлый раз. Сейчас нового ничего не произошло.

— Я в курсе, что умел твой батюшка, Федор. Он мог читать людей, словно открытую книгу. Не все, но очень многое. Думаешь, не знаю, что ты пытаешься сейчас провернуть со мной точно такой же фокус?

— Простите, — вырвалось у меня, Николаевич же затряс головой.

— Не прощу. По крайней мере, до тех самых пор, пока ты не расскажешь мне о своих причинах. Объяснений, мальчик, я хочу объяснений. Можно было бы сказать, что мной движет любопытство, да-с. Простой ты разгильдяй, место которого на свалке истории, или же благородный человек?

Вытащив бумагу из-под вороха папок, он прокашлялся, натянул на нос до смешного миниатюрные очки.

— Вот, почитаем-ка, что у меня есть на тебя. Твоя бумага скреплена печатями инквизаториев, а это значит, что ты у нас не простой человек, Федечка. Ты самым что ни на есть поганейшим образом в самую преисподнюю с головой нырял. Знаешь, поди, чем такие выходки заканчивались?

— Ибрагим мне рассказывал, — отозвался я.

Словно назло, всплыла в памяти та самая история с офицером, который не справился с данным ему поручением и до конца жизни мучился от приставленного к нему черта. Интересно, если ко мне приставлена Биска, то как она будет меня мучить? Еженощно высасывать из меня силы? Если через одно конкретное место, то я, пожалуй, очень даже буду не против…

— Рассказывал он тебе, — заворчал генерал в привычной для себя манере. — Вам, молодым, всяко кажется, что черта, как в тех сказках, дунуть-плюнуть да обмануть, как вокруг хера провести. А он вас потом в самый срам, прости Господи! — Николаевич вновь грохнул кулаком по столу. Эмоции рвались из него наружу самым настоящим потоком. Интересно, как же он тогда командует, если у него с ними так плохо? Как только его тактика начинает катиться ко всем чертям, лупит изо всех сил подчиненных?

— То, что с бесом у тебя договор, это сразу понятно. Как только на метку твою глянул, тут-то все и прояснилось.

— Да ну?

— Ну да, — в тон мне и издевательски ввернул старикан. — Думал, вошь какая, да-с? Ты не ерничай, мальчик, таких ерников тут не любят. Выкладывай все как есть, иначе вылетишь из офицерского корпуса еще быстрее, чем слетают портки с солдата при виде голой бабы.

Я тихо ругнулся про себя, но полез в карман. Что ж, если и было время выкладывать на стол все карты, то оно наступило ровно минуту назад.

Перстень заблестел серебром. Старик потянул к нему руку, но в тот же миг остановился, посмотрел на меня, будто спрашивая разрешения.

Я кивнул.

Григорий Николаевич будто таил надежды расплавить его взглядом.