Флоренс и Джайлс - Джон Хардинг Страница 28

У меня при этих словах по спине пробежал холодок. «О, мой милый, так бы и съела тебя!» — зазвучало у меня в ушах, и я припомнила, с какой голодной жадностью гувернантка ночью смотрела на Джайлса, будто с трудом боролась с искушением впиться зубами в его нежную плоть.

— Вот они, — добавила Мег, — эти надутые дамочки, все они таковы. Важничают, жеманятся, только и думают, что о своей фигуре. А что до меня, так я даже рада, что не такая. У меня есть дела поважнее, чем день-деньской беспокоиться о талии.

Словно в подтверждение своих слов Мег, закончив чистить тарелки, подошла к шкафу, опять вынула жестянку с печеньем и выудила по штучке себе и мне.

17

Что же мне теперь делать? Ведь я — просто маленькая девочка двенадцати лет от роду, сирота, я одна-одинешенька на всем белом свете, и положиться мне не на кого, если не считать нескольких глуповатых слуг и, разумеется, братца, который не мог поддержать меня, а, наоборот, сам отчаянуждался в моей защите. Я хотела было написать дядюшке, но, поразмыслив, поняла, что и с этой стороны помощи ждать не приходится. Во-первых, он считал, что я не знаю грамоты, а из того, что я о нем знала, было очевидно: узнав о подобном неповиновении, он не только не захочет помочь, но скорее как-нибудь накажет меня. Кроме того, дядя всегда страшно досадовал, когда у нас в Блайт-хаусе что-то шло не так, отвлекая его от дел и заставляя тратить время на решение наших проблем. Я вспомнила дядюшкины письма после трагического происшествия с мисс Уитекер — злобные и раздраженные, особенно когда выяснилось, что огласки избежать не удалось. Тогда у дядюшки внезапно возникли срочные, не терпящие отлагательства дела, которые не позволили ему даже ненадолго отвлечься, чтобы присутствовать здесь во время следствия и участвовать в судебном разбирательстве.

Меня всегда поражало, каким хитрым и изворотливым может быть ум человека, по крайней мере мой ум. Я совсем было отчаялась, поняв, что нечего ждать помощи от единственной родни, от дяди. Однако мой разум, продолжая без устали трудиться (он, поверьте, работал сам по себе, без всякого вмешательства с моей стороны), перескочил к воспоминаниям о следствии, а от них — кое к чему, что дало мне проблеск надежды. Капитан Хедли — человек весьма умный, хорошо образованный, но при этом лишенный высокомерия, столь распространенного у взрослых по отношению к детям. Человек, умеющий и готовый внимательно выслушать то, что ему рассказывают.

Теперь я была твердо уверена, что могу считать капитана Хедли своим настоящим другом. Я вспомнила наш с ним первый разговор, когда он сидел за своим письменным столом, переплетя длинные и тонкие гвоздепальцы, а концы больших пальцев уперев себе в нос. Внимательно, не перебивая, капитан выслушал то, что он называл «моей версией событий».

Я повторяла то, что уже поведала полицейскому, допросившему меня сразу после «событий». Время от времени я умолкала, чтобы вытереть глаза носовым платком, потому что не могла сдержать слез, они так и лились, или сделать глубокий вздох, прежде чем продолжить рассказ. Капитан, не перебивая, внимательно выслушал до конца, потом помолчал немного, сверля меня глазами из-под скрещенных пальцев, словно я была мертвым зверьком или птицей, которую ему предстояло препарировать.

— Мисс Уитекер упала прямо в воду? — спросил он наконец.

— Ну да, по крайней мере, так мне помнится… — Я замолчала, пытаясь припомнить точнее. — Да, я уверена, что так и было. Я уже говорила, она встала, чтобы забрать у меня весла, и тут лодка закачалась, а она оступилась и, по-моему, наступила на подол своего платья, а потом упала за борт.

Он выпрямился и еще немного подумал.

— И больше ничего не произошло?

— Ничего, сэр. Во всяком случае, я больше ничего не помню. Все случилось так быстро.

— И вы говорите, она упала прямо в воду?

— Да, сэр, прямо в воду.

— Не ударилась ли она головой о борт лодки, когда падала?

Снова наступила моя очередь думать. Я прикрыла глаза, пытаясь восстановить в памяти всю сцену, но ничего не получилось. Однако хотя я ничего не увидела, зато услышала звук.

— О да, сэр, теперь, когда вы об этом упомянули, я вспомнила, там был странный звук, вроде громкого треска, перед тем как она упала с громким плеском. Такой звук, как будто человек сильно ударился головой о дерево, понимаете, что я имею в виду?

— Нет, юная леди, я не знаю, что вы имеете в виду. Я никогда не слышал, как о дерево ударяет кость.

Мы сидели и молчали еще вечность или даже две. Я вертела в руках мокрый от слез платок. Капитан сверлил меня глазами. Это было неприятно, но я не собиралась поддаваться какому-то полицейскому вроде него и потому сумела выдержать и не отвела взгляда.

— Возможно, она ударилась головой о борт, отсюда и звук. Я точно не помню. Я ведь уже говорила, все случилось так быстро.

— Очень хорошо, — протянул капитан. Он продолжал поедать меня глазами поверх паучьих пальцев, как будто целился из ружья в беззащитную добычу. — А когда ваша гувернантка упала в воду, вы не попытались ей помочь?

— О, конечно, сэр. Вернее, я, конечно, хотела, но, падая, мисс Уитекер, видимо, толкнула лодку, так что она быстро поплыла прочь. Я оказалась слишком далеко, чтобы помочь ей.

— Полно, юная леди, человек ведь не в один миг идет ко дну. У вас было время направить лодку и доплыть до нее.

— О нет, сэр, ведь весел-то у меня не было. Я же вам говорила, мисс Уитекер как раз забрала их у меня, и тут потеряла равновесие и упала в воду. Весла упали вслед за ней, сэр, и оказались так же далеко, как и она…

Капитан Хедли ничего не ответил.

— Весла потом подобрали, они так и плавали в озере, если помните, сэр. Я пробовала подгрести к мисс Уитекер, пыталась грести руками, но я ведь была от нее футах в двадцати, так далеко отнесло лодку. И еще, лодка такая широкая, что я никак не могла опустить сразу две руки одновременно, сэр. А когда я стала грести одной рукой, лодка закружилась на месте, сэр.

В ответ капитан кивнул, признавая, что так точно описать все детали может лишь тот, кто и вправду пытался это проделать.

— Ну что ж, прекрасно, пока это все, — сказал он наконец. — Вы можете идти.

Я была уже у двери, когда его голос остановил меня:

— О, еще одно.

— Что? — обернулась я.

— Этот звук, звук от удара головы о дерево… или лучше сказать — дерева о голову? Не могло ли оказаться, случайно, что этим деревом было весло?

Я снова смотрела прямо на него, чувствуя, как кровь отливает от лица.

— Даже не знаю, сэр, — ответила я, — ведь это звук, которого я никогда не слышала.

После этого мы с капитаном Хедли встречались еще два или три раза, и каждоразно повторялось одно и то же, мы опять и опять возвращались к тому звуку, он снова и снова допытывался у меня про весла, но мне нечего было добавить. Я чувствовала, что такое положение дел его почему-то не удовлетворяет, но объясняла это особенностями его характера и тем, что ему приходится исполнять такую службу. На коронерском суде я то и дело ловила на себе его странный взгляд — он глядел так, будто я была задачкой, оказавшейся ему не по зубам, и это его восхищало. Коронер, приятный старичок, задал мне множество подобных вопросов, а потом, когда я закончила давать показания, велел занять свое место и распорядился, чтобы мне принесли воды. Отвечая ему, я поднимала глаза и, видя, что Хедли не сводит с меня взгляда, не могла отогнать мысль о том, что во время всех наших встреч его главной целью было отрепетировать мою роль, чтобы я смогла правильно отвечать в суде. Я подумала, что могла бы понравиться Хедли, познакомься мы при других обстоятельствах, скажем на балу — хотя я в жизни ни на одном и не бывала — или на катке. Однако, будучи свидетелем по делу мисс Уитекер, я только сбивала его с толку и приводила в замешательство.