Собака и волк - Пол Андерсон Страница 28

Глабрион открыл рот. Нагон словно застыл. Бакка встал и сказал напряженным голосом:

— Могу я узнать, отчего епископ считает нужным вмешиваться в работу администрации?

— Сэр, не мое дело задавать вопросы святому человеку, — ответил Сукат ничуть не потревоженно, скорее радостно. При всем при том в голосе его чувствовалась непреклонность. — Он, однако, заметил, что нужно спасать души, что сообщество их, в большинстве своем языческое, может стать тем семенем, от которого взрастет и распространится Евангелие. Но для начала им необходимы защита и питание.

— И освобождение от обычных требований?

— Гражданская администрация лучше решает такие вопросы, чем мы, церковные служащие. Мы можем лишь взывать к их совести. И, разумеется, надеемся на их собственное спасение.

— Гм… как вы разыскали нас, Сукат?

— Епископ посоветовал мне отыскать базилику. Он сказал, что губернатор и вы будете здесь вместе с третьей стороной, которой тоже необходимо напомнить о милосердии. Он сказал также, что если вы захотите обсудить это с ним, то он охотно примет вас в монастыре, или вы организуете встречу с ним в другое время, после того как он окажет помощь страдающим беднякам и проведет молебны в городе. Имею ли я право, с разрешения губернатора, удалиться? Добрый день. Да пребудет на вас Божье благословение. Да не оставит вас Его мудрость.

Молодой человек вышел.

Глабрион промокнул на лице пот, хотя в комнате было прохладно.

— Это… придает делу совершенно другой оборот.

Нагон поднял руки с пальцами, скрюченными, словно когти.

— Вы что же, склонитесь перед Мартином и слова не скажете? — закричал он. — Да он такой старый и слабый. Ему и раз в неделю трудно выбраться в город. Какое у него право, в конце концов?

— Успокойся, — оборвал его Бакка.

Он сердито заходил по комнате, заложив за спину беспокойные руки.

— Выбора у нас почти не остается, как вы понимаете, — пробормотал он. — У Мартина нет должности в правительстве, но он был доверенным лицом императора Максима. Со своим влиянием он может разорвать нас на части. Он и сделает это, если мы его разозлим.

— Он может сделать и хуже того. — С каждым кивком щеки Глабриона тряслись. — Он согнал с алтарей демонов, которым поклонялись язычники, поднял мертвых и беседовал с ангелами. Он может всех их спустить на нас. Нет, мы должны ему повиноваться. Мы послушные, хорошие сыны Церкви.

Нагон лишь прошипел по-змеиному.

Бакка остановился перед ним, заглянул в глаза и тихо сказал:

— Держи себя в руках. Придет твое время. Никто не запрещает нам наблюдать, наводить справки, думать и ждать. Наш любимый епископ очень стар. Господь скоро призовет его к себе и там вознаградит. Вот тогда мы посмотрим. Тогда посмотрим.

II

И опять Грациллоний искал в горах одиночества, на этот раз вместе с Руфинием. Сначала шли молча. Тропа петляла и поднималась, окруженная с обеих сторон блестящей густой зеленью. Капли дождя, висевшие на листьях, вспыхивали под утренним солнцем. Последние несколько дней были дождливы. Легкий ветер, напоенный весенними ароматами, слегка подгонял небольшие облака. Звучал птичий хор. Сверху открывалась широкая панорама западных земель. Реки сверкали среди пробуждающейся земли. Из очагов Аквилона поднимался дым. А северную сторону, там, где ныне располагалась колония, частично скрывали туманы, поднимавшиеся от свежевспаханной земли, белые на фоне леса.

Наконец, Руфиний нарушил молчание:

— Открой же здесь свое сердце, хозяин. Слишком долго ты все хранил в себе.

Коротко подстриженная бородка Грациллония не сумела скрыть горькой гримасы. Он смотрел перед собой невидящим взором. Минуты две они шли в молчании, пока наконец он не заговорил:

— Я хотел поговорить с тобой наедине.

Голос его слегка охрип.

Руфиний ждал.

— Ты был в Эриу, — продолжил. Грациллоний. — Ты их там знаешь.

Руфиний вздрогнул. Лицо исказила боль. Грациллоний, не заметив этого, продолжал:

— Теперь стало совершенно ясно, что произошло, как погиб Ис, и кто его убийца. Теперь нужно думать, как отомстить за него.

Коротко и страшно засмеялся.

— Как совершить правосудие… когда Корентин, или Апулей, или им подобные слушают. Было бы лучше, если бы они не слышали.

— Известно мне немногое, — осторожно сказал Руфиний, — а то, что слышал, кажется невероятным.

— Маэлох… Он сам ездил в Эриу, ты знаешь. После… он мне говорил… то, что узнал. Я хотел взять с него клятву, что он будет молчать. Но ведь с ним были люди, разве заткнешь им рот. Да и другие жители Иса… у них тоже есть что порассказать. К счастью, болтать сейчас некогда. Все слишком заняты, чтобы думать об этом. Кроме меня.

Руфиний кивнул. Последнее время Грациллоний часто бывал один. Либо уезжал на лошади, либо часами бродил под дождем. Видно было, что долгое время он проводил без сна.

— Они, разумеется, сумеют сложить два плюс два, — сказал Грациллоний. — История эта будет на устах у всей Арморики… сотни лет. Имя Дахут… — Он даже не простонал, а прорычал.

Они остановились. Руфиний положил руку на могучее плечо друга и сжал его так, что любой другой мужчина закричал бы.

— Не надо так, сэр, — выдохнул галл.

Грациллоний смотрел мимо его. Ударял кулаком по ладони, снова и снова.

— Дахут — любовница Ниалла, скотта, — яростно кричал он. — Она украла у меня Ключ, пока я спал. Украла для него. Наверняка это сделала она. В эту ночь все мы спали непробудным сном. Должно быть, благодаря ее заклинаниям. Форсквилис говорила мне, что у нее дар, талант к колдовству, какого не было ни у одной королевы с тех пор, с тех пор, как… А до этого как часто я закрывал глаза и затыкал уши, когда кто-то пытался предостеречь меня? Причем, судя по всему, Ниалл не первый ее любовник. С чего бы тогда Томмалтах, Карса и другие молодые люди вызывали меня и вынудили, несмотря на то что я всех любил, убить их в Священном лесу? А тот германский пират… Мазлох говорит, что он врет. Я же думаю, что он говорил правду. Да и Маэлох в глубине души, как мне кажется, верит ему… Дахут! Дахилис, дочь наша!

— Значит, ты в этом уверен?

Грациллоний постарался взять себя в руки.

— Чем же еще можно объяснить все то, что мы обнаружили? К тому же Корентин… он знает. В ту ночь он сказал мне, чтобы я выпустил ее. Пусть, мол, лучше море заберет ее, или… груз ее грехов утащит и меня с ней на дно. Не то чтобы я боялся смерти… но он показал мне картины… я увидел, как умирала каждая королева… и меня оставили силы. — Грациллоний хватал ртом воздух. — С тех пор он отказывается говорить со мной об этом. Старается перевести разговор на другую тему.

— Так ты на него сердишься?