Анабиоз. Ковчег - Иван Кузнецов Страница 28

Надо сказать, все могло закончиться неприятно: пока старикан шел, я все никак не мог решить, что с ним делать. Во-первых, уважение к старости было вбито с детства. Во-вторых, был бы он крепче, а так… дунуть страшно — развалится. Лучше бы и в самом деле вытащил нож. Но он не вытащил, а подошел вплотную и вцепился, как клещ.

Толстяк маячил за его спиной и, наверное, смог бы воспользоваться моей нерешительностью, но место боя грабители выбрали неудачно. Узкая тропинка — с одной стороны забор, с другой овраг — не позволяла напасть даже вдвоем.

Кое-как отодрав от себя старичка, я швырнул его в объятия толстяка. Тот с неожиданной нежностью поймал подельника и переправил в тыл. Видимо, тоже уважал старость. На этом сантименты закончились. Ко мне он бросился со всей серьезностью асфальтоукладочного катка, но хлипкие сандалии и узкая дорожка не позволили разогнаться как следует. Я от души врезал ему палкой. Целился в голову, а попал в ключицу. Толстяк хрюкнул от боли, врезался в меня и прижал к забору. Синяк от приклада немедленно дал о себе знать. Я сумел вывернуться и оттолкнуть толстяка, напоследок пнув по бедру и добавив палкой по плечу.

Старикан костерил меня на чем свет стоит. Толстяк с мрачной решимостью готовился к новой атаке. Долговязый маячил позади, в руках он тоже держал палку, но я бы такую подбирать постеснялся. Ей разве что собаку по двору гонять. Да и то не всякую.

Я ухмыльнулся, поудобнее перехватил дубинку и пошел расчищать путь.

* * *

Мы сидели на крепко сбитых деревянных лавочках. Рюкзаки стояли рядом. Долговязый мялся и краснел, старикан кипятился, толстяк потирал ушибленные места, а Ника веселилась. Я же чувствовал себя неловко. Это чувство внушил дед, который расхаживал взад-вперед по дворику и отчитывал присутствующих. Больше всех досталось, понятно, мне. Хотя складывалось впечатление, что про себя дед мною гордится.

Наконец, дед оставил меня в покое и переключил внимание на старикана.

— Нет, ну они великовозрастные балбесы, но ты-то куда полез?

— А чего я должен делать? — не уступил тот. — Смотрю, на вашем огороде какие-то копаются. Не по краям деревья щиплют, а на грядки забрались. Совсем, думаю, офонарели. Вот Пашу с Игорем позвал и пошли. Мне их что, просто так отпустить было?

— Митя, башкой-то надо думать. Тебе лет сколько? Скоро восьмой десяток пойдет. Ты сам-то чего в драку полез?

— И чего я должен был делать? — не сдавался старикан. — Если не мы, то кто? Сам-то туда же.

Я фыркнул. На плече деда поверх белой рубашки красовалась широкая красная повязка дружинника.

— Чего ржешь? — Дед смягчился. Все-таки увидеть меня здесь он не ожидал. Для порядка резюмировал: — Сейчас как уши надеру.

— Ладно-ладно. — Я примирительно поднял руки, обозначая сдачу. — Все всё поняли. Больше не будем.

— Не будут они.

Дед присел на край лавки.

— Ну никто же не пострадал, — сказал я.

Ребра несогласно заныли. Я немного лукавил: с одной стороны, мы действительно отделались синяками, с другой — все могло закончиться куда хуже. Особенно, когда мы с Пашей снесли забор, и повалились на рассохшиеся доски. Но повезло. Царапины не в счет.

— Не пострадали они… Бараны. — Дед окинул меня оценивающим взглядом. Нет, ему решительно нравилось, что я уделал и Пашу и Игоря. — Ну, как ты? — спросил он. — Как добрался?

Я понял, что с матерью они не встречались.

— Да как доберешься… Приплыли.

— С товарищами, что ли? А лодка откуда?

— Нашлась у одного… священника.

Прозвучало как-то глупо, даром что правда.

— Утром, что ли? — продолжал допрос дед. — А где остановился?

— Ночью. У матери.

— А с городом чего?

— Да чего с городом… Затопило все. У нас вода до четвертого этажа дошла, на проспекте Ленина одни крыши торчат, а дальше… совсем… — Я махнул рукой. — Откуда только взялось.

— Говорят, Жигулевскую плотину снесло. — Дед поднялся. — Ты бы в нашу администрацию сходил, рассказал, как есть.

— Ходил я утром, даже слушать не стали.

— Как не стали? — с удивлением посмотрел на меня дед.

— Да никак не стали. Сказал, что из города, тут же получил пинка под зад.

— Это вас, наверное, перепутали, — сказал массировавший локоть Паша. — Они же вчера в город экспедицию по реке послали, чтобы разведать. Наш главный лично инструктировал. А когда вас увидели, решили, что вы себя за одного из них выдаете, чтобы без очереди на прием попасть.

— Зачем? — изумился я.

Паша пожал плечами и поморщился.

— Мало ли у кого какие проблемы. Там же сейчас такие очереди, с ночи надо занимать.

— Вы, Николай, зловещая фигура, — серьезным голосом сказала Ника. — Расхищаете огороды, пытаетесь обмануть честного чиновника…

Долговязый Игорь тактично кашлянул в кулак. Дед одобрительно хмыкнул, перевел взгляд на Нику.

— А вы, сударыня, откуда?

Я вполуха слушал, как Ника рассказывает о нашей встрече. Шутки шутками, но это и впрямь что-то феноменальное. За последние три дня меня дважды принимали за негодяя, дважды пытались загрызть, а также зарезать и закидать бутылками. А я всегда считал, что умею избегать неприятностей. Видимо, счастливое спасение в «Скале» стоило запаса удачи на год вперед. И хорошо, если на год.

— Волки?.. — повернулся ко мне дед. — Коля, ты точно видел?

— Волки-волки, — подтвердил я. — Кстати, днем раньше были собаки.

Я в двух словах пересказал историю про крановщика.

— Собаки и тут набрасывались, — сказал Паша. — Я слышал, вчера женщину покусали и мальчишку. Совсем одичали.

— Может, они и правда одичали? — сказала Ника. — Мы же не знаем, сколько прошло времени. Старые про людей забыли, а молодые вообще… не знали.

— Это сколько ж времени должно пройти? — недоверчиво посмотрел на девушку Паша.

— Лет десять, вполне хватит, — ответил я.

— Тридцать, — сказал дедушка.

— Что?

— Сашка Лопатин говорил, тридцать лет прошло.

— Ладно!

— Да ну!

— Не может быть!

Взгляды всех присутствующих скрестились на деде. Тот развел руками.

— Не знаю, откуда он взял. Нам не до того было. Как раз про тюрьму рассказали. Ты слышал, у нас тут побег? Из колонии чуть не сто человек сбежало.

— Слышал.

Я все никак не мог переварить новость. Пять, десять, ну максимум пятнадцать… но тридцать!

— И чего делать будешь?

— В смысле?

— В дружину не хочешь пойти, раз уж приплыл?