Доминирующий вид - Эдуард Шауров Страница 28

Анна покорно вздохнула.

– Я совсем недолго, – пообещал Джей. – Вон, и Чак уже настроился… А к четырем мы будем дома.

Анна махнула рукой.

– Надеюсь, твой син-син не сдохнет, – сказала она.

– И я надеюсь, – Джей взялся за лямки своего старомодного рюкзака с компенсаторами.

Он нагнулся и крепко поцеловал Анну в губы.

– Не шали, перебирай фасоль и чечевицу.

Анна опять вздохнула.

Джей еще раз поцеловал ее в нос, бережно погладил упругий вверх живота. Они стояли в пред-шлюзовом отсеке малой камеры.

– Будь осторожнее, – попросила Анна.

Возле самого входа в шлюз Джей вдруг остановился:

– Да. Хотел спросить. А что ты вчера пела? Это ведь какой-то славянский диалект?

Анна развела руками:

– Страны теперь нет на карте и язык давно мертв. Колыбельная, вроде как наследство. Я слышала от мамы, она от бабушки…

– Моя бабушка тоже пела на русском, – Джей вздохнул, – а я его почти не знаю. Хотя и хотелось бы выучить, но всегда думаешь: «Потом… позже… когда-нибудь…» И ты не знаешь, про что песня?

Анна помотала головой.

– Жаль.

Джей приложил руку к сенсорной панели, и Чак радостно заплясал на месте, переступая длинными щенячьими лапами.

* * *

Насчет дохлых зверушек Джей немного сгустил краски. Автоматические силки – достаточно умное и достаточно гуманное устройство. Гимн охотничьему гению человека разумного. Если ловчий не появляется у ловушки в течение трех суток, устройство само вводит пойманного зверька в подобие гибернации. Две недели глубокой спячки для большинства организмов почти безвредно. Хотя определенный риск всегда существует: не все мимики одинаково реагируют на производные октодоксина, и не все переносят слишком длительный анабиоз.

Кроме того, была у Джея еще одна причина заняться силками как можно скорее. Три года назад, наевшись кочевым житьем скаута-одиночки, он попросился на только что развернутую биостанцию в ста километрах от Соммерса. Купольское начальство с готовностью включило его в состав экипажа АМК-16-10 в качестве лаборанта и полевого исследователя. Суперопытный Вагош как нельзя лучше дополнял бригаду из двух станционных ксенобиологов – новичков, прибывавших с очередным вахтовым звездолетом. По штату полагался еще техник-рекодер, но людей вечно не хватало, а на Соммерсе хорошо знали, что Джейслав может и сам худо-бедно справиться с текущей эксплуатацией оборудования.

«Гладиатор» в плановом режиме вышел на трикстеррианскую орбиту, и тут выяснилось, что формировать экипаж АМК-16-10 не из кого. Один из кандидатов перед самым стартом разорвал контракт, у второго после входа в гиперпространство вдруг обнаружился синдром Мишеля Мерса. Такое изредка случается. Бедолагу заморозили, и он отправлялся на Землю тем же звездолетом.

В результате Джей Вагош оказался единственной штатной единицей биостанции. Пока суть да дело, ему выделили в напарники молодого биолога с базы Центральной. Парень проработал на АМК четыре месяца и сбежал.

Не то чтобы Вагош был тяжелым неуживчивым социопатом, просто в данный период жизни он ни в ком не нуждался. Пока длились кадровые перипетии, Джей за полгода прошел интенсивный курс теоретической подготовки и официально получил степень бакалавра. Теперь к его огромному практическому опыту прилагалась скромная квалификация ксенобиолога. На Соммерсе решили, что на безрыбье и рак рыба, слегка сократили научную программу и махнули на все рукой.

Таким образом, Джейслав Вагош стал безраздельным хозяином маленькой вотчины. Раз в три месяца приезжал спец из купола, делал профилактическую настройку всех систем и убирался восвояси. Остальное время Джей был совершенно автономен, хотя независимость требовала жертв. Теперь ему по умолчанию приходилось пахать за четверых, включая рекодера и суперкарго. Джей не возражал и, как ни странно, справлялся. Он даже начал брать на разработку небольшие исследовательские темы.

Добровольное затворничество длилось до тех пор, пока на станции не появилась Анна. Жизнь АМК изменилась разительно. Анна взяла на себя немалую часть забот, но все же работа двух несуществующих штатных единиц продолжала оставаться на горбу Вагоша, и чтоб загодя избежать ненужных вопросов и нареканий, эту работу приходилось делать.

Остановившись перед люком малого шлюза, Джей осмотрелся. Его поляна вокруг станции была по-прежнему чиста и аккуратна, будто газон родового английского замка. Даже язык не поворачивался назвать ее зоной отчуждения. Ни хрустящей под ногами серой трухи, ни вездесущей муравьиной мелочи, охочей до сладкой сердцевины хлыстовника. Вместо всего этого четыре мышиных клана: разбойники мамаши Чу, пройдохи мамаши Фу, копатели мамаши Шу и налетчики мамаши Ху, поселившейся на поляне позже других, идеальные борцы с экспансией вездесущего хлыстовника.

Пока Чак радостно носился по краю сельвы, Джей двинулся вокруг биостанции. В особых, специально отведенных им же самим, местах он насыпал маленькие горки из кусочков овощных концентратов. Ушастые мыши очень любят походный концентрат, и Джей завел обычай хотя бы пару раз в неделю устраивать своим маленьким чистильщикам овощной банкет. Не то чтобы он рассматривал угощение как способ прикормки четырех мышиных семейств (если уж ушастые мыши облюбуют место, то просто так с него не уйдут), скорее это можно было назвать знаком внимания и благодарности.

Однажды Джей попытался исподволь протолкнуть идею с мышами в Соммерсе, но всерьез его не восприняли. Купольские предпочитали чистить зону отчуждения харвестерами и сражаться с муравьями.

«Вот так, – подумал Джей удовлетворенно, – каждому семейству по пять кучек. Надеюсь, к моему возвращению они не превратятся в арабских скакунов». Недавний разговор с Анной почему-то навел его на мысли о старинной сказке.

Джей выпрямился и отряхнул руки о штанины комбинезона. Как он загодя и намечал, раскладка концентрата закончилась у шлюза технического ангара, где стоял наготове длинный шестиколесный шерп с платформой для перевозки образцов. Теперь можно было отправляться в путь. Джейслав негромко свистнул, подзывая Чака, пристроил поудобнее штуцер и, не оглядываясь, зашагал к близкой колоннаде хлыстовника.

* * *

Многие люди боятся сельвы. Этот страх, если он основан не на привитом городской цивилизацией обобщенном ужасе перед неведомой волосатой тварью, сидящей в пещере, носит очень любопытную окраску. Трикстеррианский лес мало напоминает душную путаницу тропических джунглей или буреломы сибирской тайги, он больше похож на огромный затейливый лабиринт, где достаточно сделать десяток шагов, чтобы потерять спутников из виду. Сельва чем-то похожа на нескончаемый дом с миллионами миллионов дверей, уводящих все дальше от входа. Сельва по-своему упорядочена и именно в этой упорядоченности скрывается основной кошмар.

Джейслав никогда не боялся сельвы. Для него она была большой бабушкиной шкатулкой со множеством ящичков и отделений, в которой маленький Славик мог рыться часами, с интересом натыкаясь на новые безделушки и открывая новые закоулки. Джей никогда не боялся сельвы. Был острожен и внимателен, но не боялся. Если вдуматься, то по-своему он даже любил сельву. По крайней мере, с лесом он чувствовал себя комфортнее, чем с теми, кого сопровождал от станции до станции.