Московская Плоть - Татьяна Ставицкая Страница 29

Вопрос с новым местом обитания был решен, и теперь Внуку предстояли приятные хлопоты по декорированию нового интерьера. Он тяготился однообразием окружавшего его долгие годы ландшафта, поэтому часто менял жилье, а с ним и интерьер. Но больше всего ему нравилось менять сам ландшафт. Внук исполнял обязанности смотрителя Чертолья. И это назначение вносило существенные ограничения в его жизнь. Он не привязывался к характерным чертам того или иного времени, к вещам, к устройству быта. Наоборот, именно это составляло элемент свободы в прочих жестких рамках необходимости.

Должность смотрителя Чертолья была учреждена после первой попытки недругов выжечь комьюнити из Москвы. Изначально смотрителем был сам Мосох, пока не приобщил царевича и не воспитал его как надо.

Первый крупный пожар москвичи, по невежеству своему крайнему, приписали комьюнити, изначально обосновавшемуся на Чертолье. Хотя источник возгорания говорил об обратном: от опрокинутой лампадки запылала на Чертолье церковь Всех Святых. Сильный ветер разнес снопы искр и горящих головней. То был год великой засухи: обмелели реки, иссякли родники, высохли болота. Пламя бушевало, поедая деревянные стены и строения Кремля и лепившийся под его защиту посад. Город исчез, будто его никогда и не было. За десять лет еще четырежды выгорала Москва дотла. И тогда именно комьюнити, стремясь во что бы то ни стало сохранить органические ресурсы, поспособствовало строительству Москвы каменной, снабдив Великого князя Дмитрия, впоследствии прозванного Донским, всем необходимым – от технологий до золота. Но хоть и взялись за дело горододельцы-каменотесы, но навесы и шатры по-прежнему делались деревянными, подверженными огню, и вскоре комьюнити с огорчением осознало, что смертным не дано учиться на своих ошибках, и выстроило собственную систему безопасности.

Внук всегда стремился гармонизировать пространство, в котором доводилось ему пребывать. Он был поборником чистоты стиля. И даже снобом. И если на вверенной территории не удавалось эту чистоту соблюсти, то в смысле устройства собственного жилья он желал точного соотнесения интерьера с экстерьером. Следовательно, новый интерьер должен был воплощать дух нового модерна. Внук любил перемену декораций, поскольку был обречен, как и все комьюнити, на вечный «невыезд» за пределы Москвы. То, что смертные могли позволить себе за пределами – например, виллы на Лазурном Берегу, куда они выезжали семьями, прихватив с родины обслугу: гувернанток, массажисток, нянек, поваров, – комьюнисты были вынуждены находить здесь, в Москве. И выписывать из-за границы стилистов, поваров, дизайнеров, садовников. И менять для разнообразия адреса. За свою жизнь Внук успел пожить почти во всех особняках Чертолья. Хотя справедливости ради следует упомянуть, что некоторые члены комьюнити выезжали за пределы ареала обитания валидной органики. Но в этом случае им приходилось тащить ее с собой на модные курорты, вроде Сардинии или Куршевеля: всех этих попсовых звезд, гламурную клубную тусовку – не с голоду же помирать, право…

Уар созвонился с дизайнерским бюро, изложил свои пожелания относительно стиля, особо оговорил, что желает видеть новую коллекцию живописи (тематически – сплетенные в поцелуе тела), и отправился в Третьяковский проезд.

Одежда всегда входила в круг интересов Внука потому, что ее смена в соответствии со временем и сезоном приносила вожделенное разнообразие. В то же время нельзя было заподозрить Внука в излишне серьезном восприятии нынешнего пафосного позиционирования покровов на туловищах смертных. Да, их век короток, надо успеть побыть красивыми. Этот мотив был понятен. Самым безвкусным он почитал чрезмерное. Но ради нагнетания ПРА-трафика он готов был лично вести в Москве лекторий на темы правильной мужской одежды. Как учил его друг – сокольничий Бобрище – попадать с пятидесяти шагов белке в глаз, так он мог бы научить московских шалопаев отличать с того же расстояния рубашку за двести долларов от рубашки за двадцать. Да что там рубашку! Распознавать с того же расстояния пуговицы на рубашке: из перламутра, дорогого пластика или дешевого. Внук полагал, что правильную мужскую одежду делают только в Италии и Англии. Но для того чтобы одеваться в «Харродс» или в эдвардианский стиль от собственного портного на Сэвилл-роу, следует родиться в Англии, причем желательно баронетом. Правильный классический костюм из харрис-твида обязывает его обладателя питаться по утрам овсянкой, иметь поместье в графстве Суррей, хороший выезд, псарню для охоты на лис и конюшню с парой гнедых для игры в поло. Но кормление врага из рук собственных соотечественников Уар почитал излишней политкорректностью, граничащей с абсурдом, проще говоря – большой глупостью. Сколько ни корми врага, он никогда не превратится в друга. Поэтому, случись на самом деле подобный лекторий, он, пожалуй, рекомендовал бы слушателям одеваться в итальянское, менее требовательное к его обладателю и допускающее больше вольностей в цветовой гамме, крое и как следствие в поведении. «Китон» да «Эрменеджильдо Зенья» по всему периметру – это почти все, что убережет уважающего себя потребителя от конфуза. Хотя на самом деле главный фокус состоит в том, чтобы сочетать на ограниченной площади собственного организма отдельные продукты элитных производителей между собой, но об этом Уар умолчал бы. Все излишне правильное он находил скукотищей, не оставляющей места для легкой иронии.

Припарковавшись у Третьяковского проезда, Внук зашел в автосалон, бросил строгий оценивающий взгляд на Maserati Chubasco и сделал заказ. Затем, завернув под арку, зашел в насмерть зализанный под показную респектабельность Brioni, ткнул кнопку лифта и поднялся на второй этаж. Из глубины салона к нему устремился взволнованный старший менеджер, который обычно держался так, будто мог себе позволить что-нибудь из того, что висело на стойках, и спросил, что уважаемый клиент желает посмотреть.

– Что-нибудь обормотское, любезный, – сформулировал мысль Уар.

Обормотское он почитал верхом шика и истинной респектабельности для молодых и успешных. Это был очень творческий момент в процессе подбора гардероба. Никто из мэтров мирового дизайна одежды не делал таких коллекций. Следовательно, надо было выкристаллизовать из гламурных коллекций крохи свободного и безоглядного, а потом сложить это с изысканной небрежностью в единое целое. Нужный эффект наступал только в том случае, если каждая из деталей получившегося комплекта стоила не менее семидесяти тысяч рублей. Надевать в клуб рубашку поло с кардиганом завел именно Внук, хотя использовал он такое сочетание всего один раз. Но этого оказалось достаточно. Наверное, его можно было бы назвать модным термином «икона стиля», если бы Внука интересовало хоть в малой степени мнение смертных относительно его персоны. Никто из тех, с кем он пересекался в разнообразных пенных заведениях столицы, ничего панибратского себе не позволял. Чуйка срабатывала. Остерегались.

Старший менеджер, услышав пожелания клиента, впал в ступор. В голову лезли какие-то желтые брюки. Управление сознанием старшего менеджера перехватил встроенный в его подсознание компьютер, который, просчитав возможные варианты сочетания слов «Бриони» и «обормотский», задымился и перегорел.

– Э-э-э… может, вам стоит посетить с этой целью ГУМ? – прокашлявшись, пробормотал старший менеджер, почти смирившийся в это мгновение с неминуемым понижением по службе.