Пылающий туман - Ви КавИ Страница 29

— Ей наверняка нравится своё имя. К тому же она подросток.

— И это о многом говорит, — заключила Медея.

Мать, положившая спящую дочку в её любимую кровать, теперь сидела на затхлой кухоньке и внимательно слушала рассказ людей, спасших её маленькую Хигму от ужасного — того, о чём она не хотела даже думать.

Она предложила им деньги, и если Сокол был не против, то Медея полностью отказалась от любого вознаграждения и объяснила это моральными принципами, которыми сыт не будешь. Поэтому когда женщина пожелала их накормить, то никто не воспротивился.

Оуви, который прислуживал этой семье, справлялся со своими обязанностями довольно профессионально. Стриго сравнил себя и его и пристыженно опустил взгляд в пол, когда понял, что сам он был не настолько полезен, если не сказать — полностью бесполезен. Надо будет исправлять ситуацию. Это не дело!

— Уже ночь… Из-за нас вы потратили целый день. Прошу, простите! Я-я не знала, что так выйдет. Мне казалось… я уже и не знаю, что мне казалось…

— Всё в порядке, — Медея говорила так убедительно, что трудно было ей не поверить. — Это пустяки.

Подумаешь — убить день. За целый день ничего не сделаешь, верно, человечишка?

Сокол собирался было — как угодно — попросить духа замолкнуть и уйти туда, откуда тот пришёл, но резко отказался от этой никудышной идеи. Право, ему нужно научиться контролировать своё безумие, выходящее за пределы разумного, и не провоцировать Ахерона на новые упрёки и оскорбления.

— Может, вы хотите переночевать? Я найду вам места.

— Нет, что вы! Мы будем стеснять вас, к тому же вашей дочке нужен покой. Мы лучше пойдём в гостиный дом. Нам не впервой.

— Да… вы меня уговорили.

Сокол сомневался, что для этого надо было прилагать какие-либо усилия. Женщина не рвалась делиться с посторонними людьми, хоть и хорошими, своим домом.

Стриго, ловивший на себе недобрые взгляды другого оуви, подёргал Сокола за рукав рубахи.

— Вы нап-помните п-про пирог? С р-розочкой который?

— А-а, точняк! Знаете, ваша дочурка хотела своё любимое лакомство. Она… во сне шептала о пироге.

— Ах, как я могла забыть! Это будет для неё отличным подарком… Спасибо огромное! Представляю, как она бы разочаровалась, если бы его не было.

Медея, доев свою порцию, поблагодарила ещё раз женщину за вкусный поздний ужин. Сокол, давно расправившись со своей едой, тоже принялся выражать признательность. Стриго был скромнее, но во всём был виноват пугающий оуви, из-за которого он постоянно прятался то за своим спасителем, то за Лиднер.

Когда с любезностями с обеих сторон было покончено, вся компания смогла спокойно выбраться на свежий ночной воздух. Сокол зевнул, потянулся и вяло пролепетал:

— И всё же мы не видели того мужика, которого упоминала Хигма.

— Это уже не наше дело. Мы сделали всё от нас зависящее.

— Уверен, что спустя время она снова убежит.

— Что ты хочешь от подростков? Они вечно ищут приключения на свою задницу.

Как похоже на вас, хоть вы и взрослые людишки. Умственное развитие у вас на одном уровне.

— Надо идти спать. А день начнём с выбора нормальной для тебя одежды, Сокол. То, что ты носишь — это стыд и позор. В таком нельзя ходить!

— Бу-бу-бу, — передразнил её Сокол.

— Стриго, ты согласен со мной?

Оуви виновато сгорбился и неуверенно то ли спросил, то ли подтвердил:

— Да?

Сокол, изображая обиду века, трагично прижал руку ко лбу. Медея засмеялась и слабо пихнула его, чтобы он прекратил дурачиться. Но он не послушался её, и потому оставшийся путь до гостиного дома прошёл довольно весело не только для самого Сокола, но и для Медеи, не сумевшей долго изображать из себя «взрослую».

Стриго же к ним не присоединялся. Он, стараясь забыть оуви, держал своего спасителя за штанину и не отступал от него ни на шаг. Из-за этого Соколу пришлось довести его до комнаты, уложить в кровать и укрыть одеялом. Но для Стриго этого было недостаточно, и он жалобно попросил поцеловать его в макушку, пообещать, что всё будет хорошо, и рассказать короткую историю со счастливым концом.

Сокол, понимая его, не противился. Он терпеливо дождался, когда Стриго тихо засопит, и только потом позволил себе уйти.

Новый день — новые проблемы. Именно с таким девизом проснулся Сокол, сразу же почувствовав себя загнанным в ловушку и физически, и морально.

Голова нещадно болела, и ему пришлось заставить себя опять лечь в тёплую, манящую своим пуховым одеялом кровать. Заснуть получилось не сразу. Дух не разговаривал с ним, Сокол ни разу в этом не сомневался, но при этом у него складывалось странное впечатление, что помимо него в комнате были другие люди, которые неразборчиво и агрессивно, будто проклинали общего врага, шептались между собой. Когда Сокол погрузился в сон, то на замену постороннему шуму пришла пустота, поглотившая своей тишиной.

Он ходил по этому белёсому пространству, кажется, всю свою жизнь. Долгое время Сокол не видел ничего, и лишь спустя неясное количество времени он набрёл на дверь, парившую в воздухе. От неё исходила загадочная энергетика, и, как только Сокол прикоснулся к ручке, то по телу мигом прошла судорога. Его скрутило, а мозги закололо под напором чего-то извне.

Сокол закричал, но не было слышно ни единого звука, свидетельствующего бы о его страданиях.

Он отдёрнул руку, повалился на спину и не мог пошевелиться. Смотря прямо перед собой, Сокол не находил в себе силы, чтобы подняться и предпринять хотя бы малюсенький шаг по спасению собственной души.

Он безнадёжно прикусил внутреннюю сторону щеки и, к своему удивлению, услышал противный скрип двери, напоминавший больше скрежет металла по стеклу. Вспышка света ослепила его, а после оглушительного хлопка последовал долгий писк в ушах.

Сокол открыл глаза, и вместо белизны увидел, как Орёл тянул к нему ладонь, как кожа на его пальцах быстро растворялась и оголяла кости, как лицо превращалось в жуткую нечеловеческую гримасу, как фиолетовое пламя в мгновение ока пожирало густую рыжую шевелюру. Сокол видел Ворона, Сову, Воробья и остальных, и всех их постигала одна и та же участь — они иссыхали, становились живыми костями, монстрами, а после — и вовсе пеплом.

Сокол проснулся от собственного крика. Он забарахтался в кровати, запутался ещё сильнее в одеяле и свалился на пол.

Знаешь, если бы я не был так ошарашен внезапным освобождением, то я бы превратил их всех в своих рабов.

— О Сущий, н-нет… — голос человека был крайне тих, в нём был жалкий намёк на мольбу, которую дух готов был жадно проглотить.

Я бы и ту деревеньку тоже поработил: всё же не каждый день встречается такой необычайно покорный материал. Но ты, человечишка, умудрился и здесь всё испортить. Твои немыслимые принципы, твоё глупое мировоззрение и такое слабое тело… Как же я ненавижу слабых.