Стальной дрозд - Владислав Русанов Страница 29

Что делать? Что делать?

Пальцы сжали рукоять корда.

Дать пройти, а после ударить в спину?

Сможет она?

Главное, действовать быстро и решительно. Под левую лопатку, по самую рукоять…

А если не получится? Не хватит силы? Или он окажется в кольчуге. Да и вряд ли опытный наемник даст себя зарезать, словно баран какой-то. Это спящим головы рубить легко.

Лучше попытаться уйти незаметно и как можно дальше, пока не поднимется тревога…

– Стой, кто идет? – прозвучал голос часового. Все-таки охрана не дремала.

– Свои! – звучно отозвался человек с факелом.

– Какие свои? Слово говори!

– Слово? Ты что, не узнал меня?

– Узнал, ваша милость! – часовой отвечал почтительно, но твердо. – Как не узнать? Но порядок есть порядок…

«Кто же это приперся?» – лихорадочно вспоминала Флана. Какой знакомый голос… Она уже поняла, что наброситься на пришельца не посмеет. Вблизи от поста это будет совершеннейшей глупостью, еще одним способом самоубийства.

– Ну, раз порядок… – протянул человек с факелом. – Сейчас припомню… Порядок уважать надо… Ага! Вспомнил! Бруха! [20]

– Кол! – весело назвал отзыв часовой. – Проходите, ваша милость!

«Странный юмор у Жискардо», – подумала Флана. И тут она вспомнила, где слышала этот голос. На военные советы Лесной Кот ее, понятное дело, не брал, но однажды позволил прислуживать в шатре, когда к его войску прибился этот странный, худой и малоразговорчивый человек в безнадежно устаревшем одеянии – сейчас уже и в провинции не встретишь отороченный мехом гугель и сапоги с загнутыми носками. Вот тогда и звучал в шатре глубокий голос, никак не вяжущийся с тщедушной фигурой гостя. Арунит Иллиос. Чародей. С тех пор пути Фланы и колдуна не пересекались, и она готова была отдать пять лет жизни, чтобы так дело обстояло и впредь. Зачем он идет в шатер к Жискардо? Сколько дней и ночей они обходились без теплого дружеского общения! А теперь вдруг приспичило? Или это рука судьбы?

Пятясь задом и придерживая левой рукой сумку, чтобы не била по коленям, Флана поползла в обход шатра. Она старалась все время оставаться в тени.

Получится ли теперь добраться до условленного места, где ждет ее Боррас?

Ей удалось незамеченной пересечь утоптанную площадку шириной шагов в двадцать. Впереди открылся узкий проход между палатками. Только бы не наткнуться на часового – не разминешься и не спрячешься. Но рискнуть стоит. Флана побежала вдоль палаток, моля Триединого укрыть покрывалом ночи, не дать ногам зацепиться за растяжку, отвести глаза часовым…

Тревожный выкрик, раздавшийся позади, дал понять, что труп Лесного Кота обнаружен. Проклятый колдун! Нет, ну надо же было ему влезть, куда не просят!

Теперь спасение только в быстроте ног. И слабая надежда, что погоня отправится в другую сторону.

Багровый отсвет поднялся из-за палаток, будто рассвет. Преждевременный и нежеланный рассвет.

Что бы это могло быть?

Похоже на пламя.

Во имя Триединого, что же за ночь такая! Кому могло понадобиться разводить костры между первой и второй стражей? И скажите на милость, как ей теперь встретиться с Боррасом?

Внезапно девушка поняла, что бежит за собственной тенью, которая стала вдруг резкой, четко очерченной. Она оглянулась. Над шатром Жискардо завис шар ослепительно-белого света, похожий на сгусток полуденного солнца.

Иллиос зря времени не терял. Флана, хотя и была дочкой и внучкой чародеев, колдовства не любила. Вернее, не любила пустого бахвальства чародейской Силой. Магия должна приносить пользу людям, а если она направлена во вред, то достойна всяческого осуждения и порицания. Арунит наверняка и в подметки не годился ее деду – Тельмару Мудрому, – а туда же… И тут же на смену злости пришли горькие мысли: а собственно, почему во вред людям? Во вред ей, да. А тем, кто кинется в погоню, очень даже на пользу.

Впереди выросла фигура наемника. Непонятно – часовой или просто вышел по нужде. За оружие он не хватался, просто растопырил пошире руки, норовя сграбастать бегущую ему навстречу женщину.

Флана вытащила корд и, выставив его перед собой, кинулась в эти объятия.

Отряд лазутчиков успел облить маслом кожаные покрышки палаток. К складам – они очень быстро это поняли – удалось бы пробиться только с оружием в руках, а это означало раскрыть себя. Студент-ритор Угольм осторожно чиркнул кресалом. Раздул трут, дал разгореться пучку тонкой лучины.

– Разом, с трех концов, – прошептал Вильяфьоре. – Ветер на нашей стороне… Раздует за милую душу.

– Будем надеяться, – кивнул Гуран.

Угольм, Никилл и Лис схватили горящую лучину и разбежались. Через несколько ударов сердца по стенкам палаток побежали веселые язычки пламени. Вскоре огонь загудел, пожирая промасленные покрышки. Сырая кожа нещадно чадила. Ветер хватал дым горстями, швырял его в лица людям, забивал в глотки, вызывая кашель и слезы ручьем.

Еще немного, и в огненной Преисподней пожара послышались отчаянные крики людей, спросонок почувствовавших, что задыхаются, сгорают заживо.

– Теперь, в суете, можем еще почудить! – оскалился Вильяфьоре, закусывая ус. Черные глаза гвардейца горели азартом, какого Гуран не видел в них раньше.

– Пощекочем генерала? – подмигнул вельсгундец.

– А то!

– За вымя потрогаем! – вмешался Лис, за что получил легкий подзатыльник от Угольма.

– Вперед, братья! – потянул меч из ножен Гуран.

И тут…

Словно яркое летнее солнце зажглось в пасмурном зимнем небе. Ослепительный шар белого огня завис в десятке локтей над землей.

Вильяфьоре прикрыл глаза рукой, толкнул Лиса локтем:

– Где это?

– Похоже, в самой середке. Ну, это… Где Лесной Кот живет… – почесал затылок мальчишка.

– Колдун. «Стихийник», – задумчиво проговорил Гуран. – Ну, что, братья, готовы послужить Аксамале?

Дюжина добровольцев кивнули, как один. А Вильяфьоре еще и прибавил, усмехаясь:

– Послужим, если сдюжим. А не сдюжим…

– Горе вином заглушим, – заржал Лис, угибаясь от очередного подзатыльника.

– Поэзию отставить! – призвал товарищей к порядку Гуран. – За мной! Веди, Лис!

Опасливо пригибаясь и бросая косые взгляды на чародейское светило, они пробежали мимо коновязей с бьющимися, пронзительно ржущими лошадьми и выскочили на узкую «улицу» между рядами палаток. Неподалеку шумели просыпающиеся солдаты, пытались наводить порядок сержанты. Здесь же, хвала Триединому, пока было тихо.

Увидев две борющиеся фигуры – одну широкоплечую, а другую тоненькую и слабую даже на вид, – Гуран не раздумывая бросился вперед, замахиваясь мечом.