Загон - Евгений Прошкин Страница 29

Андрей попытался протолкнуться к прозрачной стене, но впереди мельтешила группа детей, и за чубами-хохолками-косичками были видны только серые, какие-то несвежие облака.

– Давай руку, – сказала Гертруда ему прямо в лицо, придвинувшись так, что пихни кто-нибудь Андрея сзади, они бы ударились лбами. – Давай руку, потеряемся. И Вадик пусть возьмется, и третий ваш… Илья, да? Держитесь все вместе. А то аукаться тут… Внизу тоже не встретитесь, там скоро такая же давка будет. Люди к салюту подтягиваются.

Она говорила что-то еще – покачивалась, пропуская к окнам особо нетерпеливых, рассерженно оглядывалась, пока не оказалась прижатой к Андрею вплотную.

Он вдруг обнаружил, что ее нос с симпатичной горбинкой – ничто по сравнению с пушистой, отливающей фиолетовым челкой и голубыми глазами. Остального он уже не видел – Гертруда подошла слишком близко, и взгляд расфокусировался.

Какая-то грудастая дама, протискиваясь, толкнула его в спину – или Андрей сам толкнулся, чтоб отшатнуться обратно, – и они с Гертрудой прилипли друг к другу. Андрей помнил, что юбка на ней легкая, практически несуществующая, однако теперь он это не только знал, но и ощущал. За то мгновение, пока Гертруда отступала, он успел почувствовать ее мягкий живот, ее ноги – сильные и теплые, как будто его собственные, и узкую полоску ткани, при мысли о которой кружилась голова.

– Что у тебя в кармане? – спросила Гертруда.

– В кармане?.. Носовой платок… кажется.

– Давно не стирал? Очень жесткий. – Она улыбнулась левым уголком губ – вроде как полуулыбнулась, и подвела Андрея к освободившемуся у окна месту.

Сквозь рваную летящую дымку проглядывали квадратные горошины домов. Красные, желтые, голубые крыши были рассыпаны в невероятном беспорядке – градостроители боролись с любой, даже самой ненавязчивой системой и разбросали строения так, что в городе нельзя было найти двух хотя бы приблизительно похожих кварталов.

Улицы, немотивированно изгибаясь, пересекались где под прямым углом, где под острым, а иногда сходились настолько плавно, что на перекрестках умещались лишь узкие косы газонов.

Далеко, почти на пределе видимости, громоздился темный остров с тонкими, как карандаш, высотками и многоуровневыми эстакадами – Андрей угадал в нем деловой район, пресловутый Москва-сити. Все остальное пространство, до самого горизонта, было усеяно разноцветной мозаикой жилых домов.

– Вот такая она, наша Москва. Второй город после Токио. Ты бывал в Токио?

– Да… давно. Москва лучше.

– Красиво, правда?

– Ты красивее, – коряво высказался Андрей.

– Благодарю… – отстраненно произнесла Гертруда. – А где твой Гамбург? В какую он сторону?

– Вон в ту, – наугад показал Андрей.

– А я думала, там Бибирево.

– Сначала Бибирево, потом Бибирево-2, Бибирево-6 и так далее. А потом будет Гамбург.

– Как-нибудь слетаю. Ты мне его покажешь?

– Гамбург?..

– Ну не Бибирево же! – рассмеялась Гертруда, и Андрей рассмеялся вместе с ней. – Ой, а где твой Вадик? И этот… Илья, да?

– И Лена исчезла, – спохватился Андрей.

– Ленка-то не пропадет. Домой, наверное, поехала. Хорошо, если Вадик с Ильей. Илья ведь Москву знает, да? Или с Ленкой… Она на него запала. Но это по секрету!

– Договорились.

– А Илья этот… ты уж извини, но он какой-то… Дед у меня про таких говорит: «продуманные». Продуманный твой Илья, вот что.

– Тебе обязательно оценивать каждого человека? – спросил Андрей.

– Я работаю с людьми, и должна уметь в них разбираться.

– С людьми?.. Это кем?

– Как-нибудь расскажу… А ты кем работаешь?

– Ты же должна уметь. Разбираться.

– Та-ак, – задумалась она. – То, что ты наставник, это неспроста, с черами ты не для карьеры возишься.

– Гертруда, не надо…

– А, извиняюсь. Граждане «дважды два». Возиться – это твое призвание. Ну, тут много вариантов: учитель, педиатр… нет, ты не с детьми нянчишься. С животными! – осенило ее. – Точно! Ты обожаешь животных. Испытательная лаборатория? Или нет, мучить ты их не станешь. Что-нибудь вроде зоопарка. Да?

– Да. Что-то вроде, – подтвердил Андрей. Разговор сразу перестал ему нравиться.

– Молодые люди, – сказали у него под ухом, – пустите нас, пожалуйста.

Народу на площадке набилось столько, что тесно было везде – и у окон, и в самом центре. Андрей шел за Гертрудой, держа ее за руку и каждую секунду натыкаясь пахом на ее ягодицы – и гадая, доберется ли он до лифта, не замарав брюки, и проклиная лифты за то, что они расположены так близко.

У самой кабины Гертруда развернулась к Андрею лицом и внимательно посмотрела ему в глаза.

– Салюта ждать не станем, – сказала она. Андрей машинально кивнул, хотя и не понял.

– Ребят бы найти, – пробормотал он, проклиная себя за робость.

– Ребята никуда не денутся. Вадик, сто процентов, с Ленкой поехал, а Илья местный, не заблудится. Ты где живешь?

– Да где-то… – замялся Андрей. – У Ильи мы живем. В гостях.

– Значит, ко мне.

– К тебе, – глупо повторил он.

Дом Гертруды – такой же небольшой, асимметричный, раскрашенный в салатные кубики – стоял неподалеку. Андрей про себя удивился, какого черта она тащилась в автобусе через весь город, но решив, что девушки ехали от рыжей Лены, успокоился. Думать хотелось о другом, например, о том, что под курткой у Гертруды наверняка ничего нет, – конец мая, на улице теплынь. Но если там что-то и есть, то скоро, очень скоро не будет.

Кроме ее куртки, Андрея слегка беспокоило его собственное белье – он не был уверен, что надел носки без дырок. Парадных носков, в отличие от брюк, он не имел.

Однако по-настоящему Андрея волновало другое: вечером, в крайнем случае утром, ему придется уходить. Завтра на работу, к Барсику. Три крепа за смену, нормально. Что на них можно купить? Пакетик воздушной кукурузы, притом маленький пакетик. Большой стоит четыре…

То, что Андрей принял за квартиру Гертруды, оказалось прихожей. Пройдя дальше, он поцокал языком, но и это была еще не квартира, а лишь преддверие под названием «холл».

Гертруда что-то где-то нажала, и боковая стена отползла в сторону, открыв свободный отсек, никак не меньше площадки на башне.

Она зашла в комнату, пнула ногой валявшуюся на полу подушку и, заведя руку за пояс, чем-то там тихонько щелкнула. Из-под юбки выпала белая полоска, с одной стороны шелковая, с другой – бархатная.

«Во дают! – подумал Андрей. – У них уже и трусы сами снимаются».

– У нас в Гамбурге таких не носят, – сказал он, дергая на штанах заевшую «молнию».