Звезда Ада - Андрей Дашков Страница 29

Но все это Люгер заметил позже. Сначала ему показались особенно странными глаза аббата, принимавшего гостя в библиотеке. Кравиус смотрел на него из тени, расплывшись в огромном кресле, в котором могли бы поместиться два худых человека. Стервятник встретил взгляд его тусклых безжизненных глаз, лишенных белков, и испытал нечто вроде шока.

– Подойди ближе, сын мой, – проговорил настоятель чересчур сладким голосом, в котором звучала нескрываемая фальшь.

Люгер остановился в трех шагах от кресла, и в этот момент глаза Кравиуса внезапно изменились, вспыхнув резким отраженным светом.

Метаморфоза поражала в первое мгновение, затем Слот обнаружил разгадку: зрачки и ресницы, которые он видел до этого, были со всей тщательностью и в мельчайших подробностях вытатуированы на веках аббата. Стоило тому опустить веки, как место живых и недобрых глаз занимали мертвые, неподвижные и необъяснимо отвратительные зрачки. Люгер пытался рассмотреть их, но теперь это было невозможно…

Как пугающее знамение предначертанного зла всплыло в памяти Люгера одно из предупреждений Слепого Странника: «Бойся нарисованных глаз…»

Кравиус, казалось, наслаждался очевидной растерянностью гостя. Его влажные губы сложились в узкую улыбку. Моргал он очень редко, поэтому только быстрое движение теней напоминало теперь о его странном украшении. Впрочем, Люгер не сомневался в том, что нарисованные глаза имеют иное, более зловещее предназначение.

– Генерал Алфиос болен и вряд ли сможет принять тебя, – проговорил наконец Кравиус. На этот раз его голос оказался совершенно бесцветным.

– Я могу подождать, – сказал Люгер, хотя это было последним из его желаний. Известие о болезни Алфиоса неприятно удивило его, но он постарался скрыть свое замешательство.

– Болезни такого рода часто кончаются смертью, – лениво объяснил настоятель без тени огорчения. Теперь Слот хорошо понимал причину его «равнодушия»: Кравиус, который мог бы быть единоличным хозяином аббатства и духовным управителем провинции, по причине присутствия высших сановников привилегированного братства находился на вторых ролях и оставался фигурой малозаметной.

– Но тебе повезло, – продолжал Кравиус. – Я готов принять на себя часть груза, который слишком тяжел даже для здорового человека. Все мы – смиренные слуги Святой Церкви и равны перед Господом… Поведай мне о своих заботах, и я сделаю так, что ты останешься весьма доволен.

– Мои заботы не имеют отношения к святым делам, – быстро и дерзко ответил Люгер. Его не покидало ощущение, что он вовлечен в бессмысленный фарс. Кравиус не скрывал от него своего презрения, игра аабата была слишком уж прозрачной, а фразы даже не казались лицемерными.

Слабая попытка купить Люгера, видимо, была предпринята на всякий случай, просто по привычке. Во власти настоятеля было помешать гостю встретиться с Алфиосом, но, совершенно неожиданно для Слота, Кравиус поступил совсем иначе. Стервятник почуял неясную угрозу, когда аббат вдруг сказал, зевая:.

– Что ж, многогрешный сын мой, тогда ступай. О тебе доложат генералу. Похоже, посетители вроде тебя действительно предназначены именно ему.

В последних словах аббата явно содержался некий зловещий смысл, недоступный пока пониманию Люгера. Кравиус смежил свои жуткие веки, как будто посторонний, находившийся в библиотеке, совершенно перестал его интересовать…

Стервятник не торопясь покинул дом настоятеля. Только что закончившийся разговор не выходил у него из головы. Встреча оказалась слишком непродолжительной, и столь незначительному гостю удалось добиться своего с неправдоподобной легкостью. На первый взгляд Люгеру все сошло с рук – чрезмерная таинственность, наглость, явная приверженность к враждебному лагерю. Объяснение этому могло быть только одно: аббат Кравиус тоже затеял с ним какую-то неведомую игру.

Тощий монах, костлявый, как сама Смерть, ожидал Люгера во дворе.

С ним был человек в черной сутане – судя по всему, один из офицеров ордена.

Аудиенция у генерала была назначена на девятый час следующего дня.

С большой неохотой Стервятник снова вернулся в свою мрачную келью. Той ночью ему снились мертвые зрачки аббата Кравиуса, нарисованные на черном полотнище пустоты.

Апартаменты генерала ордена находились в северной, наименее доступной и самой величественной из башен, нависавшей над головокружительным обрывом, под которым ревели океанские волны. Монастырские стены врезались в ее грани, но сама башня была намного выше их и безраздельно господствовала над остальными постройками.

Сюда уже не было доступа случайным посетителям из числа монахов; почти незаметные, но вездесущие слуги ордена охраняли входы и внутренние помещения резиденции от непрошеных гостей. Наверняка здесь было немало разнообразных ловушек, не считая возможного влияния белых магов, на которое намекал магистр Серой Ложи. Люгеру стало ясно, что он действительно попал в главное и хорошо защищенное логово сильной организации.

Его сопровождал монах в черной сутане, которого слуга при входе в башню почтительно назвал лейтенантом. Этого человека Слот уже видел возле дома аббата, но сейчас, при свете дня, впервые рассмотрел его лицо.

Оно было отмечено печатью властности, однако фанатический блеск в глазах выдавал некоторую ограниченность безусловно преданного ордену офицера.

Этот человек почти наверняка был беспощаден и опасен, как вообще бывают опасны люди, руководствующиеся не логикой жизни, а своими окостеневшими убеждениями. Во всяком случае, орден должен был высоко ценить таких слуг…

На нижнем этаже башни Люгер и лейтенант стали участниками странного ритуала, который протекал в присутствии еще двух офицеров и старца-альбиноса с волосами до пояса, в которые были вплетены белые ленты. Смысл ритуала в общем был недоступен непосвященному, но наверняка это действо имело целью нечто вроде очищения и выявления скрытой скверны.

Стервятник и лейтенант ордена сняли свои одежды, а также кольца и перстни и остались нагими. Затем комнату заполнил багровый туман, в котором фигуры людей превратились в лиловые тени. В этом тумане к Люгеру подкрался альбинос и нарисовал острием серебряного жезла какие-то знаки на его теле. Слот ощутил судорожные подергивания и слабые удары, словно комок ледяного студня болтался где-то внутри.

Затем он с нарастающим ужасом увидел, что на его груди вздувается пузырь, наливающийся густо-малиновым цветом. Стервятник поднес к нему руку, но пальцы беспрепятственно прошли сквозь пузырь и коснулись неповрежденного участка кожи. Это несколько успокоило Люгера, а потом пузырь лопнул, и крылатая черная тень вырвалась из его груди, которая только казалась вскрытой ему самому, заметалась под огненным взглядом беловолосого старца и исчезла в багровом тумане.

Тень была почти неразличима и стремительно передвигалась; Слоту даже почудилось, что он услышал очень слабый, но страшный крик какого-то существа, может быть, птицы. В то же мгновение, впервые за много дней, он ощутил нечеловеческую легкость, словно избавился от тяжких земных забот. Все зло мира показалось ему не более чем выдумкой слепцов, а гнетущее наследие Фруат-Гойма – действительно кошмарным сном.