Наука и проклятия - Анна Орлова Страница 3

Это длилось и длилось, точно в кошмаре, из которого все никак не удается вынырнуть в реальность. Я глубоко вздохнула. Немедленно успокоиться и наконец включить мозги!

Какой стыд, старший научный сотрудник мисс Грета Саттон! Что бы сказал ваш научный руководитель, узнав, что в критической ситуации вы утратили ясность мыслей?

— Потерпите, — сказал мой похититель чуть хрипловато, по-видимому приняв мой вздох за страдальческий всхлип. — Осталось немного.

И крепче прижал меня к каменному плечу.

Будем рассуждать логически: кому и с какой стати понадобилось меня похищать? Романтичной я сроду не была, так что любовный мотив отбросила сразу. Выкуп за меня тоже требовать глупо, семья не бедствует, однако сколько-нибудь солидным капиталом не разжилась.

Остается два варианта. Либо кто-то из моих научных оппонентов окончательно свихнулся, либо кое-кто потерял терпение. И даже в последнем варианте есть выбор: дорогой папенька или барон… как там его?

В стрессовой ситуации память сработала без осечек. Фицуильям Скотт, барон Мэлоуэн. Кажется, его поместье недалеко от столицы. И точно. Автомобиль вскоре свернул с шоссе и покатил по узкой дороге через поля и луга, которые затем сменились лесом. Когда после очередного поворота глазам открылась серая громада замка, я лишь тяжко вздохнула.

Автомобиль, прогрохотав по мосту, въехал в каменный двор. Приехали!

— Приехали, — вторил моим мыслям наглый похититель.

Как только водитель затормозил, брюнет распахнул дверцу и бережно подхватил меня на руки. Разумно, вряд ли я в состоянии идти на своих двоих.

Мой… вероятно, самозваный жених удерживал «невесту» на весу без труда, что внушало невольное уважение.

— Как вы себя чувствуете, мисс Саттон? — спросил он напряженно, поправив лезущую мне в рот рыжую прядь.

Я засопела, пытаясь хоть так высказать свое возмущение. Он что же, ждет подробного ответа? Слабоумный? Подумать только, уволок меня, как дракон в пещеру, а теперь пытается поддерживать светскую беседу! И ведь не боится, что я заявлю на него в полицию. Лицо не прячет, даже глаз не отводит, давая рассмотреть его во всей красе.

Хорош. Мрачноват, правда, и шрам на щеке его не красит, но в остальном недурен: серые глаза, обрамленные длинными темными ресницами; короткие темно-каштановые волосы открывают высокий лоб и аккуратные уши; лицо с чеканными чертами, только вот нос сломан, и не единожды.

— Давайте так, — заметив мой взгляд, он сжал узкие губы и прищурил глаза. — «Да» — моргните один раз. «Нет» — дважды. Договорились?

Ладно уж, мне нетрудно. Я согласно смежила веки. Нужно как-то находить пути коммуникации, как любит говаривать мистер Причард, наш замдиректора, когда главный бухгалтер снова ругается из-за превышения норм затрат экспериментальных материалов.

При мысли о родном НИИ сердце защемило.

— С вами все в порядке? — тут же спросил брюнет.

Поколебавшись, я все же просигналила: «Да!»

Со мной все превосходно! Разве может быть иначе, когда тебя похитили и уволокли невесть куда?

— Прекрасно, — начал было он, но наше едва наладившееся общение прервали.

— Это она? — сухо поинтересовался женский голос.

— Да, — кажется, нехотя ответил он, оборачиваясь.

— Не первой свежести, — заметила дама неодобрительно.

Мне, конечно, не семнадцать, но и до преклонных лет далековато: через два месяца исполнится двадцать пять. Кто она такая? Неужели соперница?

Леди, верните мне подвижность, и я охотно уступлю вам честь называться женой этого сумасшедшего! Даже не стану писать заявление в полицию, дезоксирибонуклеиновой кислотой клянусь!

Увы, губы по-прежнему не слушались, так что вместо прочувствованной тирады с них сорвался лишь тяжкий вздох.

Мой похититель промолчал. Ладно, сделаем зарубку на память.

— Все готово, — продолжила женщина и принялась командовать. — Мэри, Бетти, поможете невесте. Через час она должна быть в часовне.

— Да, миледи, — пропищали два голоса, а потом меня куда-то понесли…

Барон сдал меня с рук на руки служанкам, которых, кажется, нисколько не смущала ни моя подозрительная вялость, ни даже браслеты на руках. Вдвоем они споро стащили рабочее платье, обтерли меня розовой водой и расчесали волосы, громко восхищаясь их ярким рыжим цветом.

— Вы такая красивая, миледи, — прошептала румяная хохотушка Бетти, разворачивая мое безвольное тело к старинному ростовому зеркалу.

Из него на меня смотрела… не я. Сроду не носила шифоновых платьев, так мягко и завлекательно обрисовывающих фигуру.

Нежнейшая ткань оттенка топленого молока скрывала меня от шеи до запястий, надежно пряча проклятые браслеты, снизу юбка скромно закрывала колени. На распущенные, слегка вьющиеся рыжие волосы водрузили веночек из флердоранжа. На талии застегнули чеканный поясок, подчеркивающий ее тонкость и крутизну бедер, на высокой груди прикололи брошь-камею.

Худосочностью я, прямо скажем, никогда не отличалась, что, между прочим, доставляло массу неудобств. Например, на работу приходилось надевать строгие, почти монашеские платья, иначе сотрудники-мужчины норовили оценить вовсе не мой ум, а иные достоинства.

— Повезло лорду. — Мэри прикусила губу, окинув меня ревнивым взором.

Похоже, горничная вздыхает по хозяину — история стара как мир.

В дверь постучали.

— Пора, — шепнул кто-то, приоткрыв ее на волосок.

Бетти охнула, Мэри опустила глаза, и меня в четыре руки повели-потащили к выходу.

Как меня поднимали по лестнице в башню, это отдельный грустный рассказ. Даже крепкие девицы умаялись, волоча меня по ступенькам. Задевая ногами выщербленные ступеньки, я отчаянно пыталась найти выход. Понять, что нужно от меня барону, не сложнее, чем записать гаметы для генотипов АА и Аа. Ему зачем-то припекло жениться и настрогать наследников. Да бога ради! Пусть женится и размножается, сколько пожелает, я-то почему должна страдать?!

Горничные почти внесли меня в часовню. И я, стыдно признаться, запаниковала. Чтобы в наше просвещенное время и похищали невест?! На глазах закипали злые слезы, от беспомощности хотелось кричать.

Горели свечи, десятки толстых свечей в массивных канделябрах. Пламя колебалось от сквозняка, придавая происходящему нереальный вид. У алтаря мялся и потел толстый священник, явно не изнурявший себя постами. Слева ждал жених, даже не соизволивший по такому поводу переодеться. Справа замерла высокая сухопарая женщина в темно-синем платье с глухим воротом. Ее возраст выдавали лишь немногочисленные морщинки, а седина в светлых волосах была почти незаметна. На поясе дамы висела связка массивных ключей, на худосочной груди лежало массивное ожерелье — скорее даже мужская цепь, какие носили дворяне века три назад. Дама воткнула в меня тяжелый взгляд и стиснула в костлявых руках кружевной платочек.