Дары ненависти - Яна Горшкова Страница 3

Джона подловила момент и выдернула из-под ног сына одеяло.

– Ага! Попался?!

– Ну уж нет.

Он стал ее последней и самой интересной игрушкой – живой, говорящей, любящей. Сколько Рамман себя помнил – родительница не воспитывала его, она с ним играла. В дочки-матери. Точнее, в «сыночки-матери»: в чтение, в прогулки, во всамделишную маму и ее малыша, так весело, непринужденно и эгоистично, как это бывает у женщин, слишком рано познавших материнство.

– Слуги говорят, ты поздно лег. Свидание? – лукаво поинтересовалась Джона, когда их маленькое шутливое побоище закончилось почетной ничьей.

Юноша не смутился вопросом. Считалось, что сердечных секретов меж родственниками не водится.

– Ах, если бы! Опять засиделся над отчетами. Каракули лорда Кутберта может понять только профессиональный шифровальщик. При каком императоре он каллиграфии учился-то?

Императорский наместник, призванный руководить делами графства до совершеннолетия Раммана, потому и был выбран на эту должность, что отличался педантизмом и скрупулезностью. Его доклады предназначались еще и для обучения наследника Янамари азам сложной науки управления.

– При Дагберте Четвертом. Кажется… Ты слишком серьезен для своих лет, дорогой. Я могу тебя познакомить…

– Мама!!!

– Она замечательная девушка! Ты не пожалеешь.

Мать и сын встретились взглядами. Если бы Рамман не изучил свою драгоценную родительницу, решил бы, чего доброго, что она и впрямь озабочена его излишней серьезностью.

– Мама, я уже жалею, что сегодня не заперся на ключ, раз уж ты так преисполнена жаждой сводничества, – жестко ответствовал он, не давая ей ни малейшего шанса.

Джона даже немного обиделась. Это – нечестно!

– Я никогда от вас не запиралась. Сегодня вот снова Идгард прибежал перед рассветом.

Рамман нахмурился. Он знал, почему младший брат каждое утро мчится в родительскую спальню. Потому же, почему он сам поступал так в свое время. Нашлись, значит, «участливые» люди и рассказали малышу всю правду.

«Выясню – кто, тут же выгоню в шею, – мысленно посулил юноша неведомому доброхоту. – А я обязательно выясню».

Он до сих пор помнил тот ужас, который испытал, узнав, что его самая лучшая, самая красивая, самая добрая мама – шуриа, проклятая, обреченная однажды не проснуться без всякой причины. Первой мыслью было найти способ избавить Джону от проклятия – отыскать могущественного волшебника, добыть драконьей крови или рог единорога, как это делают герои сказок – могучие витязи-рыцари. Все те же «добряки» не пожалели времени и сил, чтобы посвятить в подробности: не существует никакого средства, а шуриа обречены на внезапную смерть вот уже тысячу лет. Дескать, однажды за миг до восхода солнца отступающая ночь унесет в стальных когтях душу леди Джойаны, оставив тело бездыханным. Так и будет рано или поздно. Лучше, конечно, чтобы поздно, но бедный мальчик должен заранее подготовиться… Ну, и всякая прочая зловредная ерунда, подаваемая под соусом благих намерений.

Страшный удар для ребенка, что ни говори. И Рамман точно так же, как сейчас Идгард, сломя голову бежал в опочивальню, чтобы не дать злодейке-ночи сделать свое черное дело, подныривал под одеяло и до синяков впивался пальцами в запястья Джоны. Та что-то сонно мурлыкала, пыталась щекотаться, а потом они засыпали в обнимку – абсолютно счастливые. Отец только, знай, посмеивался и обзывал Раммана «маменькиным подбочным сынком». Тот никогда не обижался.

– Жаль, что ты не можешь взять Идгарда с собой в Санниву. Зимой тут скучно. А в этом году так вообще тоска была смертная.

Гнилая зима выдалась – оттепель сменялась оттепелью, сплошная серость и сырость, настоящий снег выпал лишь в начале марта.

– А помнишь, как мы ходили на представления господина Финно? – вдруг спросила Джона.

Горластые зазывалы, яркие флаги, трубачи, канатоходцы, танцовщицы в блестках, дрессированные мартышки, леденцы на палочке, акробаты – что еще нужно для счастья пятилетнему мальчику?

– Конечно. А потом ты в кондитерской на перекрестке Ковровщиков с Златокузнецами покупала мне пончики с шоколадной начинкой, – облизнулся Рамман. – Идгарду они тоже очень понравились.

Джона сдержала обещание и привезла из столицы целую корзину сластей. Она потеряла на почтовой станции сундук с нарядами, порвала пальто и сломала зонтик, но подарки для детей из рук не выпустила ни на мгновение.

– Ты же знаешь, что в столице слишком много глаз и ушей. Идгарду там не место.

Спорить Рамман не стал, а просто перевел разговор на другую тему:

– Судя по твоему настроению, ты совсем заскучала. Считаешь, в Санниве уже все утихло?

Джона рухнула в мягкое кресло боком, возложив тощие длинные ноги на одну ручку, а спиной опершись на другую. Не умела она сидеть как все нормальные люди, просто не умела. Или не хотела. Нормальной же Джойана Алэйа графиня Янамари не была никогда – что правда, то правда.

– За четыре недели? В этом осином гнезде? Когда никаких развлечений, кроме неудавшегося заговора, не предвидится? О нет! – ухмыльнулась она. – Готова поспорить, тив [3]Херевард каждую ночь спит и видит меня в канаве со сломанной шеей.

Джона с самым мечтательным видом созерцала высокий потолок аскетично белого цвета, без лепнины и прочих излишеств. И думала, что, пожалуй, со вкусом у мальчика все хорошо, плохо другое – Рамман изрядно сэкономил на аксессуарах, прямо как истинный диллайн. Гармония есть, но нет волшебства недосказанности. Кровь берет свое, как ни крути. А ведь он даже не похож…

– Тебе не следовало связываться с этим слабовольным ублюдком Лерденом Гарби, – мрачно молвил Рамман, решив, что настало время высказаться откровенно. – От него так и несло предательством.

– Много ты понимаешь, – огрызнулась Джона.

У прожженного интригана Гарби и в самом деле совести не имелось даже в зачаточном состоянии, он не гнушался самыми подлыми приемчиками, когда речь заходила о деньгах и власти, но предателем… Нет, милый мой мальчик, предателем Гарби никогда не был. Пожалуй, Лерден оказался единственным в этом грязном, липком, вонючем болоте, которое именуется Саннивой, кому было не безразлично, что происходит с Великой Империей Синтаф. Единственным, кого интересовало еще что-то, кроме альковных приключений, карнавалов, сплетен или забавных технических новинок вроде воздушных шаров. Лерден Гарби… Щуплый, тонкокостный, черноволосый, одного с ней роста, то бишь очень и очень невысокий для мужчины. «Коротышка Гарби», так его называли светские сплетники, «очаровашка Гарби» – немногочисленные, но очень опытные любовницы, лорд Гарби – враги, причем шепотом и предварительно облизнув пересохшие от волнения губы. Джоне больше нравилось его имя. Лерден, Лерден – само изящество. Ты и был само изящество, когда взошел на эшафот. Пристрастие к хрустящим от крахмала снежно-белым рубашкам потом… ну, в общем, потом принято выдавать за некую браваду, за насмешку над палачами. Но лорд Гарби просто не мог позволить себе умереть в несвежем белье. Никаких символов, судари мои. Своя очень чистая рубашка ближе к телу. И значительно приятнее.