Наследница достойных - Ирина Ваганова Страница 3

Глаза снова и снова пробегали по непонятной строке, а я вспоминала день приезда в графское поместье…

Мы выехали затемно и двигались без остановок, ведь автомобилю не нужен отдых, как лошадям. Я сидела рядом с графом, он управлял машиной, графиня полулежала на заднем диване — она нехорошо себя чувствовала. На закате, проезжая по дороге, пересекавшей поле с изумрудно-зеленой яровой пшеницей, мы увидели поросший старыми деревьями пригорок, едва заметные среди верхушек остроконечные крыши башен главного здания. Чуть позже, уже в темноте, я различила въездные ворота. В тот самый момент, когда автомобиль миновал их, яркая бесшумная вспышка разрезала небо. Это не походило ни на молнию, ни на зарницу. Незнакомое явление. Я спросила графа, что это. Он не успел ответить, потому что земля стала колебаться.

Графиня пронзительно закричала, от неожиданности я прикрыла уши ладонями. Все успокоилось через минуту. Небо, как и прежде, стало иссиня-черным и засверкало мелким бисером звезд…

Звон от постукивания ложечкой по графину заставил меня очнуться. Фани предпочитала общаться такими знаками. Можно подумать, что за каждое лишнее слово из ее жалования вычитают существенную сумму.

Во время трапезы я присматривалась к пряникам, лежавшим на плетеном блюде — хорошо бы прихватить их в дорогу. Обычно старуха приносила столько съестного, будто кормила здоровенного великана, я не съедала и четверти, но Фани забирала все, что оставалось, с собой. Заметив, как я пододвигаю блюдо к себе, она сверкнула рыбьими глазами и хрипло поинтересовалась:

— Что вы задумали, леди Аделия?

Этим вопросом она словно пригвоздила меня к стулу. Я с трудом подавила волнение и старалась говорить беззаботно:

— По вечерам здесь так тоскливо, надеюсь, сладкое меня утешит.

— Еще не хватало тараканов разводить! — нахмурилась старуха, вытягивая из моих рук поблескивающее глазированными боками лакомство и пряча в сумку, куда уже успели перекочевать остальные «объедки».

— Но я не буду крошить, — слабо возразила я.

Фани взглянула так, словно я и есть огромная беременная тараканиха, что вот-вот произведет на свет сотню усатых рыжих отпрысков. Желание спорить пропало. Уж лучше провести полдня, мучаясь от голода, чем дать старухе повод для размышлений. Я скупо поблагодарила за ужин и демонстративно уселась читать. Служанку мой надутый вид нисколько не тронул, она утащила сумку с коробом, набитым провизией, повозилась у выхода, закутываясь в плащ и бурча ругательства в адрес погоды, скрылась в мареве сгущавшихся сумерек.

Я еще несколько раз перечитала фразу о разрезающем небо огненном мече, о разделении мира, таинственных достойных, загадочных иных и отложила книгу.

Отец учил меня не верить плохим знакам, искать только добрые — тогда и судьба будет благосклонней. Мой новый опыт дал другой урок: землетрясение и диковинный всполох, сопровождавший приезд в поместье графа Боннт, выглядели дурным знаком, хочу я этого или не нет.

После ужина я переоделась в дорогу. Чуть поразмышляв, сунула домашние туфли в котомку. Мне придется ночь, а то и две провести в гостинице или трактире, наверняка захочу отдохнуть от тяжелых ботинок. Книгу вернула в сундук, мысленно извинившись перед няней, пообещала ей, что когда пришлют мои вещи, обязательно прочту святые тексты от первой до последней строки. Поверх книги положила записку:

«Уважаемые граф, графиня, виконт, вынуждена покинуть ваш гостеприимный дом и вернуться в замок по весьма срочным делам. Прошу извинить за то, что ушла, не прощаясь.

Аделия

p.s. Сундук прошу переслать с почтовой каретой»

Ну вот и все. Я выглянула в окно. Дождь перестал, но с ветвей еще капало. Тучи, истощившись, стали прозрачными, кое-где просвечивало темнеющее небо. Вряд ли Боннты улеглись спать. Вполне возможно, что кто-то из них совершает моцион, прохаживаясь по парку. Лучше будет, если я немного полежу, а флигель покину после заката.

Не разуваясь, растянулась на кушетке и закрыла глаза. Мысли мои были уже далеко, задремав, увидела тонкий сон: маму с крошкой Лу на руках, няню с грудным младенцем, запеленатым в старенькое каньевое одеялко, выстроившихся как для парадного портрета сестер. Где же папа? Он подбежал и встал позади мамы. Все как по команде улыбнулись.

Я успела подумать, что здесь не хватает меня, и хотела рвануться к ним с криком «Подождите, я тоже хочу фотографироваться!», Но ослепительная вспышка испугала меня, тут же все заходило ходуном, мои родные, цепляясь друг за друга, пытались устоять на ногах, но пол опускался, стены складывались, потолок рушился…

Проснулась от собственного вопля.

* * *

Я не рассчитывала, что ходить по незнакомому парку ночью будет легко, но трудности превзошли мои представления. Выйти за калитку, запереть, спрятать ключ в траве в расчете на то, что садовник, обнаружив пропажу, догадается пошарить там, и пойти по главной аллее в дальний угол, где, как я видела на подъезде к поместью, имеется спуск к веренице прудов — таким был мой план. Я надеялась преодолеть этот участок минут за пятнадцать. Возможно, так и было бы при свете дня. Но когда тебе словно завязали глаза и никто, как в игре в жмурки, не звенит в колокольчик, не покрикивает и не хлопает в ладоши, чтобы подсказать направление, двигаться почти невозможно. Повезло еще, что небо совершенно очистилось. Огромная, похожая на только что вымытое фарфоровое блюдо луна светила изо всех сил, но тени высоких деревьев создавали такую непроглядную тьму, что смотреть под ноги и по сторонам было совершенно бессмысленно. Я шла на ощупь. Направление держала по звездной полоске неба, разделявшей черноту крон — благодаря этому удавалось не сходить с выложенной плитами дорожки на мокрую траву. Однако невидимые ветви то и дело хлестали меня по лицу, орошая ледяной влагой. Наброшенный на плечи дождевик спасал спрятанную под него котомку и платье, но подол вымок и отяжелел. Попадавшиеся на пути бугорки и выбоины тоже доставляли неприятности. Я не подвернула ногу в самом начале дороги только благодаря высоким плотно зашнурованным ботинкам. К тому времени, когда деревья расступились, открывая вид на залитые лунным светом и подернутые туманной дымкой бесконечные поля, я превратилась в уставшую, почти безвольную и чуть не плачущую от злости на себя ворчунью.

Незачем было строить из себя гордую дочь гор! Чем пускаться в безнадежную авантюру, лучше бы зашла в графский дом и потребовала карету и сопровождение. Боннты не посмели бы отказать! В ту минуту я верила, что не посмели бы, хотя дни вынужденного затвора убеждали в обратном.

К узкой плотине между прудами вели белые, словно припорошенные снегом ступени. Эффект этот возникал из-за вкраплений кварцевой пыли в песчаник, из которого их вытесали. Немного постояв на верхней площадке, я успокоилась. Дышавший спокойствием и сонной негой простор внушал благоговение. Хотелось любоваться им, не тревожась ни о чем. Однако идиллию нарушил резкий писк молодого сапсана, усевшегося на ветвь ближайшего дерева. Был он жалобным и надоедливым.