В бессердечном лесу - Джоанна Рут Мейер Страница 3

– С каждым годом лесная ведьма становится сильнее. Удивительно, как это она еще не повалила вашу стену. – Он косится в окно. – Но все намного хуже, чем ты думаешь. Лес рушит железнодорожные пути. Металл искорежен, шпалы вырваны из земли и поставлены прямо, как деревья, которыми они однажды были, и увешаны гирляндами из цветов. Не важно, что это не ее деревья, – все пиломатериалы доставили из Сайта, его величество играет по правилам. Эти нападения случаются внезапно, и они задерживают новые поставки. Нам приходится чинить участки путей почти каждую неделю. Если мы не разберемся с этой проблемой, у нас будут неприятности с Сайтом.

Он прав. Тариан импортирует древесину и уголь из Сайта. Без них нам придется трудно. Помимо медленных и опасных морских путей, в Сайт больше никак не добраться, разве что кому-то хватит глупости идти через лес пешком – лошади отказываются подходить к деревьям.

Авела поворачивает голову на моем плече, ее крошечные кулачки сжимаются на рубашке. Дождь все усиливается, заглушая песнь древесной сирены.

– Значит, вы были в лесу, – говорю я, не упустив из внимания, что он сказал «нам».

Мужчина передергивается и кивает.

– Я полгода работал на железной дороге, и меня часто посылают охранять ремонтную бригаду.

Пульс на моей шее учащается.

– Так вы видели их? Дочерей… ведьмы?

Его руки сжимаются, тубусы звездных карт стукаются друг о друга в прорезиненной сумке.

– Один раз. Это произошло два месяца назад, когда нас впервые отправили чинить рельсы в новой части леса. Мы заткнули уши воском, чтобы не слышать их песнь. Вооружились ножами и пистолетами. Но в итоге этого оказалось недостаточно. Они пришли втроем, и их дьявольская песня была слышна даже сквозь воск. Они были быстрыми, как змеи, со светящимися глазами и костлявыми руками. Нас оплели живыми ветками и сдавливали до тех пор, пока те не вонзились в плоть.

В моем взгляде читается искренний ужас.

– Нас спас капитан – по крайней мере, большую часть людей, – при помощи тряпок, пропитанных керосином, и пакетика пороха. Это временно напугало дьяволиц, и нам удалось сбежать. Но капитан все равно погиб. Потерял слишком много крови.

Я смотрю на него с новообретенным уважением.

Мужчина мотает головой, будто хочет избавиться от этого воспоминания. Внезапно он замечает, что музыка в лесу стихла.

– Ну, хорошего дня.

Заткнув уши воском, он выходит на улицу и закрывает за собой дверь. Я не слишком-то грущу о его уходе. Положив Авелу в кроватку на первом этаже, я поднимаюсь на второй, минуя наши с папой спальни, и забираюсь по узкой лестнице в обсерваторию. Даже если гроза скоро пройдет, еще слишком рано для телескопа, стемнеет только через пару часов. Однако мне нравятся тишина и покой этой комнаты. Когда купол открыт, стеклянный потолок служит окном в небо; когда закрыт, слева от чугунной печи остается небольшое окошко, управляемое рукоятью. Я поворачиваю ее и с прищуром смотрю сквозь пелену дождя на самое сердце Гвиденского леса. Никто не смеет трогать деревья – они для нее священны. Легенды гласят, что она считает их своими детьми, и более того, даже сделала из них детей: восемь дочерей, древесных сирен, чья жуткая песня снова льется через окно.

Когда-то давно лес был значительно меньше, но с каждым годом он разрастается. И судя по словам слуги короля, быстрее, чем я предполагал. Возможно, к тому времени, когда Авела будет моей ровесницей, он поглотит весь мир, как поглотил нашу маму.

Я еще с пару секунд всматриваюсь в деревья и слушаю песню дочерей Гвиден. Музыка кромсает меня острыми когтями. Я невольно высовываю голову из обсерватории и протягиваю руки к деревьям. Но вовремя прихожу в чувства. Я резко возвращаюсь назад и закрываю окно.

На дворе уже весна, но по вечерам еще чувствуется остаточный зимний мороз, так что, прежде чем взяться за приготовление ужина, я закидываю уголь в печку.

Из меня неплохой повар – пусть это и не то достоинство, которым принято хвастаться мальчикам. Мне нравится придерживаться ритма, когда я нарезаю овощи, нравится смешивать муку, масло и сахар, чтобы приготовить любимые пирожные Авелы. Я горжусь, что сумел прокормить нашу семью после того, как мама исчезла в лесу, хоть и пришлось бросить школу на год раньше.

Сегодня, пока в кастрюле на плите кипит каул [1], я добавляю вымоченную в чае сушеную смородину в тесто для бара брит [2]. Придав ему форму хлеба, оставляю подниматься на ночь, а утром отправлю прямиком в духовку. Авела просыпается после дневного сна и, прибежав на кухню, виснет у меня на ногах и заливается смехом, пока я расхаживаю с ней по помещению.

– Вэн, Вэн! – довольно кричит она.

Как раз когда я разливаю суп по трем пиалам, в дом заходит папа, и Авела бежит искать в его карманах шоколадные конфеты, которые он всегда ей приносит. Находит с полудюжины, но я забираю их с оговоркой, что она сможет полакомиться ими после ужина. Отец снимает ботинки, вешает кепку на колышек и потягивается. Его кожа пересохла и загорела от многих дней работы на солнце. Он водружает очки на нос – в поле их никогда не берет, боится разбить, – и, умывшись, садится за стол.

Мы ужинаем, а после Авела играет на полу подле отца, пока он читает газету и время от времени с любовью поглядывает на нее. Я выхожу на улицу, чтобы сгрести еще угля из ящика в ведро. Осталось маловато, скоро придется идти в деревню за новой порцией. Когда-то давно жители Тариана жгли в каминах дрова, как в Сайте и Гвайде, что по другую сторону гор. Некоторые люди по-прежнему так делают, если не могут позволить себе уголь – они собирают упавшие ветки и палки, которые сбил ветер. Только величайший дурак решится срубить целое дерево.

Однажды, в ранние годы своего правления, король Элинион пытался сжечь Гвиденский лес. Он выжег огромные участки деревьев, и в отместку ведьма уничтожила целую деревню. Теперь он борется с ней другими способами. Железной дорогой. Телеграфными проводами, которые проходят под землей, обеспечивая нас быстрой и доступной связью с Сайтом и Гвайдом. Но если верить слуге короля, ведьма тоже не бездействует.

Набрав угля, я возвращаюсь в дом.

Когда часы на каминной полке отбивают восемь вечера, я подхватываю на руки сопротивляющуюся Авелу, чтобы уложить ее спать. Она четыре раза чмокает отца, после чего я отношу ее в комнату, переодеваю в ночную сорочку и укрываю одеялом до подбородка.