Башмаки на флагах. Том 2. Агнес - Борис Конофальский Страница 3

— Господин фон Клаузевиц добрый рыцарь, — сказал Гренер.

— Вот и возьмите его себе лейтенантом, деньги я вам выдам. Деньги дам хорошие, по пятнадцать монет на человека в месяц.

— Отличное содержание, на такие деньги мы без труда наймём хороших людей.

— Но! — Волков поднял палец, как предупреждение.

— Да, кавалер? — Гренер слушал его со всем вниманием.

— В эскадроне не должно быть никаких благородных господ, никаких гербов и флагов, флаг и цвета только мои. И чтобы каждый кавалерист знал, что я не допущу и намёка на неповиновение или самоуправство.

Гренер отлично понимал, на что намекает Волков:

— Именно так и будет, господин полковник. В эскадроне будут полная строгость и дисциплина. Я за тем прослежу.

— Абсолютная дисциплина! — повторил Волков. — И доведите до сведения набираемых людей, что я не погнушаюсь использовать скрещение оглобли, даже если кто-то будет из благородных.

— Доведу до сведения всех, что за неповиновение или ослушание вы будете вешать.

— Мы будем вешать, мы, дорогой сосед, — уточнил Волков.

— Да-да, мы будем вешать, господин полковник, — исправился капитан Гренер.

А тем временем уже пора было собираться в дорогу в Нойнсбург, на военный совет к маршалу фон Боку. Наум Коэн говорил, что через две недели нужно ему быть на военном совете, а неделя-то уже прошла, а до Нойнсбурга путь был неблизкий — город сей от Ланна почти в полутора днях езды, то есть от Эшбахата почти пять дней пути.

Вечером он собрал офицеров, чтобы решить, с кем поедет на совет.

Конечно, не хотел кавалер оставлять новый лагерь без Карла Брюнхвальда, но всё-таки своего капитан-лейтенанта он решил взять с собой, главным в лагере оставив капитана Рене с нанятыми офицерами. Роху и кавалериста Гренера тоже взял с собой. А Бертье оставался своему старому товарищу в помощь. Тем более, что ехать ему не хотелось, уж больно он увлёкся наймом солдат, в чём преуспевал. Так же он собирался взять с собой выезд.

Бригитт слушала разговоры о приготовлениях к поездке внимательно и, дождавшись его вечером в постели, поправляя ему волосы рассеянно и мимолётно задумчиво сказала:

— Господин, вы заросли, надобно вам подстричься перед поездкой.

— Вы правы, вы как всегда правы, — сказал, целуя ей руку в запястье.

— А возьмите меня с собой, — вдруг произнесла красавица, — карета у меня есть, конюх есть, служанку возьму, да и поеду с вами.

Волков уставился на неё не то удивлённо, не то обрадованно. А госпожа Ланге продолжала, глядя на него и опять трогая его волосы:

— Надоели мне эти дуры, видеть их, слышать их больше не могу, раньше и то дом был шумный, а как графиня приехала, так житья в нём совсем не стало.

Он продолжал молчать, думая о поездке с Бригитт в Нойнсбург. Представляя её себе.

— Я хоть Ланн посмотрю, а то я кроме Малена других городов и не видала, разве что в Вильбурге в детстве была.

Кто, как не она, заслуживала всего, о чем просила. Не будь она мелочна и зла, мстительна, хитра и подла по отношению к Брунхильде и Элеоноре Августе, то ему и упрекнуть-то её было не в чем. И в ведении хозяйства, и в уме, и своей ненавязчивой ласке, в строгой опрятности и в безупречной красоте — во всём она была хороша. А за бабьи дрязги он, конечно, упрекать её не хотел. С этим всем женщины сами пусть разбираются. Единственно, о чём он думать стал, так это о том, что лучше в Ланне ему с ней остановиться в трактире. Почему-то ему совсем не хотелось вести её в дом. В тот дом, где давно хозяйничала Агнес.

Он никак не мог принять решение, взять её или отговорить от поездки. Может, отговорить её на этот раз. После, после как-нибудь он возьмет её в прекрасный город Ланн и, может быть, даже познакомит с архиепископом.

Но Бригитт тут вдруг сказала:

— Хорошо бы мне с вами поехать, да не получиться ничего.

Волков опять, не говоря ни слова, смотрел на неё, на сей раз удивлённо. А она продолжала:

— На кого же я брошу поместье? На нашу госпожу пришибленную, на Ёгана, на Марию или, может, на эту графиню вашу? — она поцеловала его в щёку и легла на подушки рядом. — Нет, в следующий раз поеду, как вы с войнами своими угомонитесь, так и поедем.

Всё-таки она была редкой умницей. Как будто слышала его мысли, даже самые сокровенные. Он положил руку ей на бедро, на горячее, сильное бедро молодой женщины. А она сразу ожила, словно ждала этого, схватила его руку и подняла к себе на живот. Прижала её к себе крепко, а после перевернулась и стала целовать его жарко, обнимать стала. Последнее время она всё время искала близости, даже когда он к ней не стремился, но её его прохладность не останавливала. Она чуть не требовала от него ласки; кажется, монахиня была права — присутствие в доме беременных женщин словно подстёгивало Бригитт. А он старался ей не перечить. Пусть будет, как ей хочется.

Кавалер приехал на встречу с одиннадцатью сопровождающими, а граф не поленился взять с собой аж два десятка человек. Волков уже даже подумывал, не соблазнится ли граф напасть. Но Теодор Иоганн Девятый граф фон Мален был не из тех, кто действует подобным образом. И они начали разговор, не слезая с коней.

— Рад сообщить вам, что графиня благополучно разрешилась младенцем мужского пола, дорогой родственник, — начал Волков сразу после приветствия. — Графиня велела назвать младенца в честь вашего деда, зовут младенца Георг Иероним Мален фон Грюнфельд.

— Прекрасное имя. Что ж, поздравляю вас, — холодно отвечал граф. Он прекрасно знал, о чём пойдёт разговор дальше и уже приготовил ответы, но ритуалы вежливости нужно было блюсти. — Надеюсь графиня во здравии? Впрочем, ясно что во здравии, ваша порода весьма крепка.

— Благодарю вас, здоровье графини прекрасно, — подтвердил кавалер. — Я, кстати, звал вас, дорогой родственник, чтобы узнать, когда графиня и брат ваш смогут вступить во владения поместьем Грюнефельде, которое принадлежит ей по вдовьему цензу.

— Сие дело вы затеяли напрасно, — так же холодно отвечал Теодор Иоганн, — фамилия не думает, что поместье принадлежит вашей сестре и её… ребёнку.

— Но есть же брачный договор, — напомнил кавалер. Уж в этом он не сомневался, договор был заверен лучшими нотариусами города Малена.

— Фамилия считает, — граф почему-то не говорил «я считаю», — что батюшка был уже недееспособен, когда графиня понесла. Фамилия считает, что ребенок был зачат неправедно. А посему, ни он, ни графиня не имеют права на удел, что записан во вдовьем цензе.

— Ах, вот как? — Волков усмехнулся. — Неправедно? Но почему-то об этом вы заговорили лишь когда ваш батюшка умер. Или был убит подлым способом.

Волков думал, что заденет графа этими словами, вызовет его раздражение, но ничуть не бывало. Теодор Иоганн фон Мален был всё так же холоден и отвечал всё так же спокойно: