Королевская отравительница - Джефф Уилер Страница 3

Элеанор почувствовала, что ее колени бессильно подгибаются. Она вцепилась в мужа, как будто они одни на острове и волны моря обрушиваются на них, пытаясь втянуть в прибой. В ушах звенели его слова.

– Король приказал казнить Йорганона. Он насмехался надо мной, сказав, что, возможно, у меня в запасе есть еще сыновья. И поэтому он послал Хорвата со мной, чтобы передать послание: «Так говорит король Северн Аргентайн леди Элеанор Кискаддон: выбери другого сына в заложники, чтобы жил он во дворце Кингфонтейн под опекой Его Величества. Докажите свою верность и послушание. Выберите сына, который будет поручителем вашего дома».

Леди Элеанор упала бы в обморок, но ей каким-то образом удалось удержаться на ногах. Она посмотрела на мужа.

– Я должна доверить этому человеку одного из своих детей? – Ее сердце сильно билось в груди, и она дрожала от тяжести горя. – Этому… этому… мяснику?

– Стив Хорват прибыл, чтобы отвезти ребенка в Кингфонтейн, – сказал герцог, его взгляд был полон страдания. – Если мы не сделаем выбор, он немедля казнит всю нашу семью за измену.

Леди Элеанор рыдала на груди мужа. Это был выбор, который ни одна мать не в силах сделать. Должна ли она пожертвовать одним ребенком, чтобы выжили остальные? Но король Северн был безжалостен и хитер. А если выживет только тот ребенок, которого она выберет?

Она горько плакала и не могла думать. Кого она обречет на эту участь? Почему ей предоставили выбор – разве не для того, чтоб усилить ее страдания? Она ненавидела короля. Все в ней бушевало от ненависти. Как она может тут выбирать? Как она передаст одного из своих мальчиков человеку, который убил сыновей собственного брата? Руки короля настолько замараны кровью, что она, вероятно, капает везде, где он ступает.

В своем горе она не слышала, как открылась дверь и раздались тихие шаги. Она не замечала ничего, пока руки Оуэна не обвились вокруг ног родителей.

Он обнял их обоих так сильно, что, хотя она и не слышала слов, понимала, что он по-детски пытается утешить их.

Тише, тише, маменька, папенька! Тише, тише, все будет хорошо, маменька, папенька. Тише, тише!

Она смотрела на своего сына, своего невинного сына. А потом всколыхнулось воспоминание.

Воспоминание о королевской повитухе, которая спасла ему жизнь.

Ее грудь сжалась от вдруг вспыхнувшей мысли. Возможно, она могла бы послать секретное сообщение в святилище Владычицы, мольбу о спасении мальчика, который был спасен прежде. Она сумела бы переносить разлуку, отчаяние, пока могла цепляться за нить надежды.

Она знала: эта нить – все, на что она могла рассчитывать.

Кередигионцы – исключительно суеверные люди, и это делает их величайшими глупцами из всех, кто рожден женщинами. Они сохраняют древнюю веру в силу воды, исходящую из легенд, которые уже никто не помнит. Все это чушь и чепуха. Они строят огромные святилища на берегах рек. Святилище Владычицы на самом деле построено посреди реки, под завесой живописного водопада. Эти святилища гарантируют защиту от законов. Многие преступники обитают в этих убежищах, окруженных зеркальными прудами, журчащими фонтанами и прелестными садами, – воруют днем и спят по ночам под защитой святилищ. Их называют людьми Потока. А все из-за древнего суеверия, что привилегия святилищ должна сохраняться, пока реки текут и воды падают. Именно среди этих мерзавцев у Владычицы я коротаю дни, наблюдая за врагами короля. Иногда я ненавижу свою работу. С ними так скучно!

Оуэн любил играть и мог часами развлекаться один – раскладывая плитки в ряд перед тем, как их сбить, двигая солдатиков, марширующих на войну, или читая. В кругу семьи он был общителен, и, когда дело дошло до того, чтобы драться на деревянных мечах, он нередко заставлял плакать других, даже своих сестер. Но если он оказывался в одной комнате с незнакомцем, он прятался за креслом и следил за чужаком настороженным взглядом, пока тот – или та – не уходил.

Именно так он смотрел на лорда Хорвата. Теперь, когда герцог покинул Таттон-Холл, Оуэн ехал, сидя позади него в седле, испуганный и настолько потрясенный, что не смог бы ни с кем говорить, даже если бы попытался. Когда они уезжали из дома, слезы матери блестели на щеках, и он гадал, сможет ли когда-нибудь говорить снова.

Таттон-Холл был его миром, и он знал все его уголки – от подвала до чердака. Были части поместья, которых он побаивался, – в винном погребе было темно, и там странно пахло, но были и тайные места, которые знал только он, убежища, где он мог спрятаться. И никто бы его не нашел. Сады были обширны, и он проводил там бесчисленные дни, наслаждаясь простыми удовольствиями – бегать по траве или валяться на груде листвы, наблюдая, как ползают по земле муравьи и божьи коровки. Ему нравилось, как божьи коровки втягивают лапки, становясь похожими на мелкие камешки, которые он мог катать на ладони. А потом, когда он замирал, они снова выпускали лапки, и он позволял им ползать по своей руке.

Оуэн любил природу и прогулки, но дома ему нравилось еще больше. Книги его очаровывали, и ощущение от вида букв очень напоминало щекотку от божьих коровок, ползающих по руке. Когда он читал, то словно переносился в некую волшебную страну, откуда его нельзя было дозваться ни шепотом, ни криком. Он читал все, что мог заполучить в свои маленькие руки, и все запоминал. Его книжный голод никогда не утолялся, а любимыми были рассказы о подвигах тех, кто благословлен Потоком.

Таттон-Холл исчез вместе со стуком копыт. Прежней жизни пришел конец. Хорват твердо сидел в седле, ни о чем не говоря с мальчиком, пока они ехали вместе, разве что порой спрашивал, голоден ли он, или не хочет ли пить, или не нужно ли ему сходить по нужде, когда они останавливались, чтобы дать отдохнуть лошадям.

Герцог не был высоким, и он был старше отца Оуэна. Из-под черного бархатного берета виднелись густые седые волосы, коротко остриженные, и такая же седая бородка клинышком. На его лице было строгое угрюмое выражение, сообщавшее Оуэну, что ему вовсе не нравится сопровождать восьмилетнего мальчика через все королевство и хочется, чтобы это задание было выполнено настолько быстро и безболезненно, насколько это возможно. Герцог был почти так же молчалив, как Оуэн, в то время как рыцари его свиты перешучивались между собой и за ними было куда как интереснее наблюдать.

У всех дворян королевства были гербы и девизы. Оуэн особенно гордился своим родовым гербом, который знал всю жизнь. Герб Дома Кискаддона назывался Аурум: на ярко-синем фоне три золотых оленьих головы с острыми рогами, похожими на шипы. Герб Хорвата – на красном фоне золотой лев со стрелой в раскрытой пасти. Оуэну это не понравилось, потому что ему все время казалось, что льву больно. У герцога был герб на камзоле, и его знаменосец, который ехал сразу за ними, нес штандарт с тем же изображением, объявляя всем, кто они такие и что следует держаться подальше. Поскольку рыцари были вооружены и луками, и мечами, Оуэн держал рот на замке более чем по одной причине.