Война - Лора Таласса Страница 3

Легкие сдавливает от одной мысли.

Если слухи не лгут… Иерусалиму конец!

С губ срывается вздох, и Война – если это, конечно, он – поворачивается в мою сторону. Я отшатываюсь от окна. Боже мой, боже мой, боже мой! Это же Всадник Апокалипсиса! Всего в двадцати метрах от меня.

Стук копыт стихает, а затем внезапно раздается в стороне от главной дороги. Слышу, как мерное цок-цок-цок приближается ко мне.

Зажимаю рот рукой, стараюсь не дышать и крепко зажмуриваюсь. Слышу хруст сухих веток под копытами, громкое фырканье коня.

Не знаю, насколько близко успел оказаться Всадник, прежде чем остановился. Кажется, он замер у самой стены, и если я поднимусь и высуну руку из окна, то смогу погладить его алого жеребца. От этой мысли волоски на руках встают дыбом.

Я жду, когда Всадник спешится. Неужели, это действительно Война?

А почему нет? Иерусалим на протяжении столетий был центром нескольких религий. Неплохое место для конца света – есть даже предсказание, что в Судный день он начнется именно здесь. Так что удивляться нечего. И все же я потрясена…

Проходит несколько мучительно долгих минут, и шаги жеребца Войны – черт, кажется, я все же признаю, что это Война – начинают удаляться. Жду, пока Всадник отъедет подальше, и только тогда позволяю себе всхлипнуть. От пережитого страха по щеке стекает слеза.

Боже мой!

Не двигаюсь. Нельзя, Война еще слишком близко.

Но стоит мне подумать, что он наконец-то уехал, вновь раздается стук копыт. Множества копыт.

Кто может следовать за Всадником?

Звук усиливается, становится громоподобным.

Я вновь выглядываю из оконного проема. От увиденного дыхание вновь перехватывает: узкую дорогу заполнили сотни конных воинов, вооруженных луками, мечами, саблями…

Сердце колотится все быстрее, но я стою неподвижно и боюсь даже вздохнуть. Я жду, когда они проедут, но поток все не иссякает – за всадниками следуют пехотинцы, следом катятся повозки. Чем дольше я смотрю, тем понятней становится: их не сотни – тысячи. И все они следуют за Войной.

Всадник Апокалипсиса не просто почтил своим визитом Иерусалим.

Он решил захватить город.

Жду, когда последний воин пройдет мимо, и только тогда выбираюсь из укрытия. На ватных ногах выхожу из развалин. Я просто не представляю, что делать дальше, ведь я не святая и не герой.

Смотрю на дорогу, убегающую на запад, – туда, откуда пришли всадники. Заманчивый вариант… Затем бросаю взгляд обратно – в ту сторону, где город. Туда, куда устремилась армия Войны. Туда, где мой дом.

«Беги, – звучит в голове голос матери, – уходи и никогда не возвращайся. Спасайся».

И я бросаюсь к дороге. Окидываю взглядом оба пути – на запад, прочь от города, и на восток, назад в Иерусалим. Потираю лоб. Что же мне делать?

Мысленно вновь повторяю руководство по выживанию: «Не нарушай правила, а обходи их. Говори правду. Не привлекай внимания. Прислушивайся к своим инстинктам. Будь храброй».

Всегда будь храброй.

Но руководство учит, как выжить. Не нужно быть гением, чтобы понять: дорога на запад увеличит мои шансы на спасение, а на восток – наоборот. Тут даже думать нечего, нужно идти на запад.

Однако стоит ступить на дорогу, и ноги отказываются идти прочь. Я направляюсь к Иерусалиму. Туда, где ждет дом и целая армия всадников. Что это? Глупость или нездоровое любопытство?

Или, может быть, даже приближение конца света не выжгло из моей души бескорыстие и самоотверженность?

Но я не святая, нет.

Когда я, наконец, добираюсь до города, улицы уже залиты кровью.

Зажимаю нос рукой, пытаясь заглушить тошнотворный запах, пропитавший все вокруг. Окровавленные тела валяются прямо на дороге, приходится их обходить. Большинство зданий объяты огнем, повсюду клубится дым, оседает пепел.

Где-то вдалеке слышатся крики, но в этой части города, там, где я сейчас, живых больше нет. Тишина оглушает.

До того, как Новая Палестина стала «Новой Палестиной», вооруженные силы Израиля призвали большую часть населения. Когда гражданская война закончилась, в нашей стране отменили обязательную службу в армии, однако, многие молодые люди все же учились владеть оружием. Но я окидываю взглядом улицы и понимаю: все было напрасно. Сколько бы эти люди ни учились, как бы много ни знали, их все равно настигла смерть.

О чем я только думала, зачем вернулась?

Крепче перехватываю лук, достаю стрелу и вкладываю в тетиву.

Какого черта я вообще беспокоюсь об этих людях? После того, что мусульмане сделали с иудеями, а те – с мусульманами, и того, что они вместе сделали с христианами, друзами и представителями других мелких религий, нужно было оставить все, как есть. И радоваться, что город сгорит дотла.

«У всех религий одна цель – спасение, – слышу я слова отца, отголосок прошлого. – Все мы похожи».

Иду все быстрее, держа лук наготове. Город разрушен. Чем дальше, тем больше зданий охвачено огнем, тем больше мертвых тел я вижу. Я вернулась слишком поздно. Слишком поздно для этого города и его жителей.

Пройдя еще несколько кварталов, начинаю замечать на улицах живых людей. Они бегут. Бежит женщина с сыном на руках. За ней мчится всадник.

Не успев даже подумать, я вскидываю лук и выпускаю стрелу.

Она попадает всаднику в грудь, сбрасывает его с лошади.

Оглядываюсь и успеваю увидеть, что женщина с ребенком скрылись в здании.

Что ж, они теперь в относительной безопасности. Но вокруг полно других людей, которые сражаются за свою жизнь. Выхватить еще одну стрелу, натянуть тетиву, отпустить ее. Снова и снова. Некоторые стрелы не достигают цели, но я рада, что убила хотя бы нескольких захватчиков.

Дальше приходится двигаться осторожно. Люди высовываются из окон, швыряют в армию захватчиков все, что попадается под руку. Не сбавляя шаг, краем глаза замечаю, как с балкона сталкивают мужчину. Он падает на горящий навес, я слышу его предсмертные крики.

В какой-то момент солдаты Войны вдруг замечают меня и понимают, что я представляю опасность. Один из них, сидя верхом на лошади, целится в меня из лука, но промахивается. Схватить стрелу, натянуть тетиву, отпустить ее. Я попадаю ему в плечо. Схватить стрелу, натянуть тетиву, отпустить ее. Моя стрела вонзается ему в глаз.

Нужно больше стрел. И другого оружия.

Я устремляюсь к своей квартире, которая находится всего в паре кварталов отсюда, и шепотом молюсь, чтобы мне хватило стрел. Конечно, есть еще кинжал, но с ним не выстоять против противника, который крупнее меня, а они все такие.

Дорога до дома занимает примерно полчаса. Я живу в старом заброшенном здании – впрочем, его никто не собирается сносить. Дом пострадал во время сражения несколько лет назад, и большинство жильцов его покинуло. Но не я. Можете считать меня сентиментальной, но я выросла в этих стенах.