Эльфийский посох - Наталья Метелева Страница 3

Остались еще некоторые формальности.

— Когда Бетрезен подготовит сына Даагона для мести?

— Когда снова взойдут Две Луны, он будет готов, — прошипел из расщелины Двойник.

— Через десять лет? Похоже на обман.

— Это крайний срок. Ты в любом случае не проиграешь, дракон. Спасешь не одного, так другого остроухого. Или всех. Хотя это уже будет зависеть от сговорчивости Альянса.

Этого и следовало ожидать. Что ж, пора.

Дракон положил рядом с эльфом своего спутника, стараясь лишний раз не причинить ему боли. В его ладонь легла рукоять Алкинора — даже Двойник не сможет подменить оружие, если попытается обмануть дракона.

Нежный золотисто-зеленый туман окутал эльфов, словно дыхание невиданной в Невендааре весны, приходившей только во снах к чистым душам. Демоны зарычали, отпрянув, как селяне от прокаженных.

Когда волшебная дымка развеялась, уже никто не смог бы отличить одного эльфа от другого: на земле в одинаковых обгоревших одеждах лежали два сына Даагона с обращенными к небу обожженными лицами. Но пальцы одного по-прежнему обнимали рукоять почерневшего над огненной рекой клинка.

Высокая волна налетела на скалу, словно шторм решил вернуться и остановить Повелителя Иллюзий. Огромным сверкающим веером взметнулись брызги. И не упали ни на берег, ни в море — рассыпались в серебристом небе, почти очистившемся от туч. Лучи восходящего солнца вырвались из-за горизонта, и над скалами Выжженных Земель впервые за долгие десятилетия вспыхнула дивная радуга. Она взмахнула разноцветными сияющими крыльями, воспаряя над морскими волнами.

На черных камнях остался один эльф с клинком в бессильной руке.

Единороги двигались бесшумно, и только тонкий слух эльфа мог уловить их приближение. Лорд Даагон догадывался, что они идут за ним, но сигнала рога не было, и он не останавливался, хотя и не прибавлял скорости. Впрочем, куда уж быстрее, если даже сопровождение отстало: его единорог несся порывом ветра в зыбком свете Малой луны.

Через месяц должна взойти Большая, и лорд заблаговременно покинул свою вотчину, чтобы добраться до цели прежде, чем рощи преобразятся в двойном сиянии Лун. В такие ночи, раз в десятилетие приходившие в Невендаар, нежить особенно свирепела. Даагон, с его непонятным везением в битвах с порождениями Мортис, был незаменим на границах с Алкмааром. Но сейчас эльфийского лорда подгонял не только долг — его томила какая-то смутная тревога.

Два единорога нагнали повелителя и летели серебряными бликами над слоем палых листьев, почти не касаясь земли. Скакуны были без седел и всадников, и это еще больше встревожило эльфа: кто-то призвал помощь Леса. Кому-то впереди она отчаянно нужна.

И тут же послышались первые звуки боя — пронзительный вопль баньши, выедающий душу, парализующий тех, на кого направлена атака. Неужели помощь опоздает?

— Прорыв! Быстрее, Росинфин! — прошептал лорд.

Баньши кружила над вершиной холма. Даагон вскинул магический жезл, и из кристалла в навершии вырвалась солнечная молния, озарив ночь. Тварь окутало пламя.

В роще на холме висел густой смрад: десятки мертвецов шли на штурм храма Галлеана, и среди них — только что убитые ими эльфы, уже поднятые Мортис. Они вставали — с разорванными горлами, окровавленными глазницами — и шли на тех, кто только что были их товарищами. Силы защитников храма таяли — всего горстка бойцов держалась у самых врат.

В этот момент в толпу нежити ворвались единороги. Даагон увидел главную цель — архилича, направлявшего нежить на штурм. Его безобразная фигура возвышалась поодаль между стволами рощи, как черная глыба с плошками мутно светящихся глаз, а непрерывные заклинания пытались разрушить эльфийский храм.

Жезл лорда Даагона осветился, но архилич увернулся от удара и отступил, не став контратаковать.

— Мы еще встретимся, маг! — прошипело порождение Мортис, исчезая во тьме.

Через несколько минут битва была окончена, так и не начавшись толком для Даагона. О ней свидетельствовали лишь вонь, груды дымящегося пепла и костяного крошева, кольцом лежавшие у полуразрушенного храма. Из его защитников в живых остался один эльф-копейщик. Силы оставили его, и он, навалившись спиной на резные врата, сполз наземь, еще не веря в спасение.

— Почему они отступили? — прохрипел он. — Почему? Ты же пришел один!

— Во-первых, не один, — пожал плечами лорд, доставая целительное зелье, чтобы остановить кровь, струящуюся из ран копейщика. — Три единорога — многовато для архилича. А во-вторых, мое имя — Даагон из рода Эрсетеа.

— Я слышал о тебе, Заговоренный Лорд.

Даагона передернуло. Он ненавидел это прозвище, равно как и свою удачу в битвах. Да и удачу ли? Не след ли она того чудовищного проклятия, о котором тоже говорили все вокруг?

— Кто в храме? — спросил он, поднимая обессиленного эльфа, чтобы открыть врата, за которыми послышался какой-то шум.

— Оракул и наша магесса. Она билась, пока могла, пока у нее не началось… Нежить хотела взять ее живой. Хорошо, что храм оказался неподалеку от нашего пути. — Копейщик словно оправдывался, и это удивило лорда.

Врата открылись сами, выпустив совсем юную по эльфийским меркам девушку в одеянии оракула — глаза усталые, в руках сверток. Даагон не сразу осознал, что она держит завернутым в окровавленный плащ с гербами. Оракул тихо сказала:

— Я не смогла спасти архонта, но ребенок родился здоровым. Девочка недоношена месяца полтора. Нужна помощь целительниц.

И Даагон понял, за кем охотилась нежить: ребенок, родившийся во время Двух Лун, будет наделен особой силой. Как был бы наделен ею его собственный новорожденный сын, похищенный слугами Мортис.

Тридцать лет назад лорд не смог защитить младенца, и эта вина непрестанно жгла душу. Лучше бы он сам умер в ту ночь. Но он выжил, отделавшись ранней сединой и прозвищем Заговоренный. Даже чудовищные шрамы давно исчезли… нет, не исчезли. Они просто ушли вглубь и оплели сердце.

С той ночи порождения Мортис щадили лорда, даже если он оставался один и без сил на поле боя. Уходили, как только что ушел архилич. Почему так случилось именно с Даагоном? На этот вопрос не мог ответить ни один оракул, а у слуг Мортис не спросишь.

Подоспевшей свите лорда уже нечего было делать на месте битвы, разве что очистить священную землю от гнилого праха нежити да похоронить умершую.

Но вот все закончено, а маг по-прежнему медлил пускаться в путь. Спросить или нет? Эта девочка так юна, но ведь она уже оракул…

Эльфийка спросила сама:

— На какой вопрос ты жаждешь ответа, лорд?

— Я потерял надежду узнать его, — покачал головой Даагон. — Но сегодня к нему добавился еще один, оракул. Зачем нежити эльфийские младенцы, наделенные двойной силой Лун?