Повилика - Катерина Крутова Страница 3

Бас неосознанно проводит рукой по обвитому плющом сердцу:

—Я набил его в юности в салоне вашей дочери.

Призрак старшей сестры вторгается в палату. Лика вздрагивает, Виктория улыбается с почти человеческой грустью.

—Тогда все понятно,— говорит точно самой себе и, не прощаясь, выходит за дверь. В помещении становится сразу как-то светлее и легче дышать. Плечи жены расслабляются, хватка ослабевает и в глаза возвращается обычная теплота.

—Чертовски хочется пить,— хриплю пересохшими губами, и Лика тут же подносит стакан с водой и трубочку. Но я нахожу силы приподняться, устроиться полусидя и пью через край без этих приспособлений для лежачих и немощных. Утолив жажду, выдаю капризно:

—Согласен на еще один приступ ради хорошего кофе или чая с жасмином.

Бастиан улыбается:

—Обойдемся без жертв. От кофе тебе лучше пока воздержаться, особенно от крепкого и черного. А от чая я, как твой лечащий врач и старый друг, тоже бы не отказался.

Лика понимающе кивает и уходит в буфет, оставляя нас одних.

—Тебе не кажется это странным?— захожу сразу с основного и удостаиваюсь внимательного ответного взгляда.

—Проблемы с сердцем достаточно распространены. У тебя сидячая работа, размеренная жизнь. Перевозбуждения вкупе с физической активностью могут спровоцировать криз,— тут Бас ухмыляется, точно присутствовал в нашей супружеской спальне в момент приступа.

—Необычно то, что ранее ты не выказывал никаких симптомов. Такой девственной медкарте могут позавидовать даже заядлые последователи ЗОЖ.

—Это может быть последствием отравления, накопления яда или результатом приема каких-то препаратов?

Доктор Кёрн смотрит на меня со скептическим интересом:

—Что за теории заговора роятся в твоем помутненном сознании?

Я не могу придумать, как лучше сформулировать опасения и потому выдаю как есть:

—Очнувшись, подслушал разговор жены и тещи. Кажется, они планируют меня убить.

Секунду Себастиан внимательно изучает меня, даже щупает пульс, но затем падает в кресло и, с трудом сдерживая смех, выдает:

—Наконец-то! Первый в моей практике случай бредового психоза на фоне острой сердечной недостаточности. И прямо как в энциклопедиях — иллюзорно-бредовое восприятие действительности, усиленное незнакомой обстановкой, с наиболее характерными фантазиями на тему причинения ущерба, отравления или ревности. Расскажешь подробнее? Пригодится для статьи.

Я замолкаю и надуваюсь, точно обиженный малыш. Бас, не переставая ухмыляться, погружается в медицинскую подоплеку параноидальных состояний. Вскоре возвращается Лика с тремя большими стаканами ароматного чая. Я вдыхаю запах жасмина и сенчи, смотрю, как лучший друг и любимая жена сидят в соседних креслах и с заботливой увлеченностью обсуждают мое здоровье, и тревога постепенно отпускает. Может действительно разговор тот мне вовсе привиделся или я все понял не так?

Из крови и семени, из боли и страданий родится первый росток. Он нальется силой и пробьется в мир. И не узнает он другой жажды кроме жажды жизни. И не примет других границ кроме своих желаний. И отдаст все добиваясь цели любой ценой. И познает молодая поросль его силу и жажду, желанья и цели как свои. (Замок Комб, графство Уилтшир, 326-й год от первого ростка, цветение, первая лунная четверть)

Лучший друг рассмеялся мне в лицо. Родная мать посоветовала посетить психолога. Начальник предложил взять отпуск после болезни. А я не уверен в собственной правоте, но подслушанный разговор свербит, превращает в мнительного одержимого безумца. Подозрительные странности мерещатся в бытовых вещах.

—Тебе добавить сахар?— спрашивает Лика за завтраком, и я отрицательно мотаю головой, но втихаря подслащиваю кофе прихваченным из кафе рафинадом.

—С чем сделать сэндвич?— интересуется жена, как всегда, собирая мне ланч-бокс на работу.

—Мы с коллегами сегодня тестируем новый фудтрак. По слухам качественный фьюжн на тему ориентальной кухни,— вру не краснея, но Лика согласно кивает:

—Звучит интересно. Понравится, захвати что-нибудь и нам с Полиной.

С момента выписки из больницы я пристально слежу за каждым шагом жены, но день за днем она ведет себя как обычно. Готовит, прибирается, ездит в магазин, строчит в мастерской — шьет всякие домашние мелочи — полотенца, скатерти, салфетки. Но лучше всего ей удаются текстильные звери — клетчатые зайцы, нелепые полосатые слоны, пухлые лисы в крупный цветочек, длиннохвостые птицы из разноцветных лоскутов… Говорят, их очень любят малыши — в обнимку с любимой игрушкой крепко спят и не капризничают. А престарелые одинокие матроны заказывают вышитые подушки — якобы сны на них яркие, живые, юные — не грезы, а отдохновение души. Мастерская жены — территория, где я бываю редко, но подозрения гонят меня в это царство ниток, тканей, булавок и швейных машин. Лика удивляется, когда субботним днем я оказываюсь в дверях с пакетом круассанов из кондитерской в центре. А я лихорадочно шарю взглядом по полкам, подмечаю каждую деталь, особенно внимательно рассматриваю здоровые портновские ножницы, точно прикидываю, как нежные руки жены хватают их и метким движеньем вонзают в мое заходящееся от ощущения опасности сердце.

«В ночь убийства на небе взошла кроваво-красная луна»,— таинственный хриплый голос пробирает до мурашек, я вздрагиваю и чуть не роняю бумажный пакет.

Лика с еле заметной улыбкой выключает колонки и на мой вопросительный взгляд поясняет:

—Криминальный подкаст. Ты же знаешь мою любовь к детективам.

Мнительный внутренний параноик озирается с повышенной тревожностью.

—С кремом?— спрашивает Лика, кивая на пакет, и откладывает пяльцы с незаконченной вышивкой.

—И шоколадом,— подтверждаю я, подмечая, что дисковой раскройный нож, лежащий среди вороха обрезков, выглядит особенно опасно и подозрительно.

—Пойдем в сад. Я не ем в мастерской. Масло, крошки, ну ты понимаешь,— жена подхватывает с подоконника высокий стакан и графин, в котором плавают дольки лимона и какие-то травы. Прищуриваюсь, пытаясь идентифицировать.

—Мелисса и базилик,— поясняет Лика, устраиваясь прямо на ступеньках выходящего на задний двор крыльца. Садом этот пятачок земли мы начали называть лет десять назад, когда маленькая Полина принялась активно познавать окружающий мир. Кусты миндаля под окном дочь окрестила волшебной рощей, старую раскидистую яблоню, на одной из ветвей которой до сих пор висят веревочные качели, превратила в древо древних знаний, а заросли черной бузины и вовсе стали личным тайным убежищем.

Пока я предаюсь воспоминаниям и раздумываю над потенциальной ядовитостью содержимого графина, Лика наливает целый стакан, с явным удовольствием выпивает половину, разламывает круассан и протягивает мне. Хрустящую выпечку беру без раздумий, а на жидкость с плавающими листьями кошусь с опаской.