Сказки старого Вильнюса II - Макс Фрай Страница 3

Подумал: наколдовали все-таки оттепель, ай да мы! Отлично погуляли, ничего не скажешь.

Понятно, что просто совпадение. Но какая разница. Все равно здорово.

Написал Юлу: «А у нас, между прочим, плюс десять». Тот сразу же ответил: «Неудивительно. Когда я выходил, уже было плюс семь».

Минуту спустя, когда сделал первый глоток кофе, телефон снова брякнул. «Проверь, как там мой шиповник», — написал Юл.

Делать больше нечего. Шутник хренов. Впрочем, на его месте и сам так бы пошутил.

Делать мне больше нечего, думал Томас, пока кофейная машина трудилась над второй порцией. Делать мне больше нечего, говорил он себе, изумленно разглядывая в Интернете удивительную птицу шухшнабеля-китоглава. Делать мне больше нечего, твердо сказал Томас, отправляясь к машине за третьей чашкой кофе. Делать больше нечего мне, мне нечего делать больше, нечего больше мне делать, повторял, меняя слова местами, для разнообразия, чтобы самому себе не надоесть с этим рефреном.

Все равно надоел. И стал одеваться. В такой прекрасный день, плюс десять в декабре, любой повод выйти из дома — благо. Даже такой дурацкий. Тем более пройтись в Старый город, до Антоколскё и обратно, полчаса в один конец, если не спешить, лучше не придумаешь.

В конце концов, в прошлом году в декабре у нас цвели каштаны, думал Томас. А в позапозапрошлом форзиция, во дворе на Бокшто. Оттепель в декабре — это нормально. Хотя, конечно, каждый раз кажется чудом. Каковым, строго говоря, и является.

Но как бы здраво ни рассуждал, а свернуть во двор на Антоколскё не решался долго. Целый час кружил в окрестностях. Постепенно сужал радиус нарезаемых кругов, а позавтракав в кулинарии на Стиклю, внезапно преисполнился храбрости. Сказал себе: что бы ни зацвело нынче в городе, я это переживу. Случались со мной вещи и пострашнее цветочков. Знаю, висел я в ветвях на ветру. [3]И все в таком роде.

Вышел и сразу свернул за угол, на Антоколскё. Прошел под аркой, мимо шляп на витрине кафе «Рене», прямиком во двор, где, по заверениям Юла, рос куст шиповника, которому вчера было велено зацвести.

Думал, что готов к чему угодно. Ну, то есть к двум вариантам, как в анекдоте про блондинку, встречающую динозавра: шиповник либо цветет, либо нет. Однако реальность припрятала в рукаве козырный туз и теперь с нескрываемым удовольствием выложила его на стол.

Юл, похоже, все перепутал. Немудрено, в незнакомом городе поначалу чуть ли не все дворы на одно лицо. И в этом дворе шиповник явно не рос. Во всяком случае, ни одного мало-мальски колючего куста, усеянного почерневшими от мороза ягодами, Томас не заметил.

Однако других кустов, по-зимнему голых и потому неопознаваемых, здесь хватало. И все они были украшены цветами, вырезанными из бумаги. Нескольких штук вполне хватило бы, чтобы остановиться, придерживая рукой ошалевшее сердце, но их были — сотни. Белорозовая бумажная мишура кипела и пенилась, сладко шуршала от прикосновений южного ветра и, кажется, даже благоухала, хотя в этом вопросе Томас не стал бы доверяться органам чувств. Чего только не примерещится, когда ты обескуражен, совершенно сбит с толку и — что это за непривычное, но все же смутно знакомое ощущение? Да, именно. Счастлив.

Шел потом по городу — пальто нараспашку, улыбка до ушей, глаза, если верить отражениям в витринах, совершенно бешеные. Думал: интересно, как станет теперь выкручиваться птица шухшнабель, достопочтенный отец башмака? Найдет ли себе рыбу по вкусу в наших холодных реках? Зато за Небесную Канцелярию можно не волноваться, уж эти всегда выкрутятся, и лестниц у них небось видимо-невидимо, и небесные сквозняки дуют без наших просьб, ныне и присно, во веки веков, на сквозняках этих земля стоит. На сквозняках и еще, надо понимать, на клювах птиц-китоглавов, аминь.

То и дело нащупывал во внутреннем кармане Элькину веточку. Думал: еще одно чудо у меня в запасе. Все что угодно могу натворить. То есть вообще все, что взбредет в голову, я — могу. И весь мир сейчас приподнялся на цыпочки, смотрит на меня, слушает, ждет, чего я решу. Подумал: если так, я знаю, что делать.

Достал из кармана волшебную палочку, взмахнул ею, для пущей убедительности вычертил в воздухе завалившуюся на бок восьмерку, общеизвестный символ бесконечности. Очень строго, как легкомысленному пациенту перед выпиской, сказал:

— Пусть чуды никогда не заканчиваются.

Конечно, не заплакал.

— Столько всего было. Господи боже, столько всего. А что впереди? Зима, дружище. Только чертова зима.

Двое мужчин сидят на лавке у реки. Лицом к воде, спиной к Арсенальной улице, башне Гедиминаса и повисшей над ней по-летнему сизой туче.

Один плотный, с рыжеватыми усами, уже тронутыми инеем седины, неброская практичная демисезонная куртка Timberland, неброские практичные ботинки той же марки, хоть сейчас в каталог — при условии, что перестанет хмуриться так, словно только что проглотил грядущий ноябрь. Второй, тощий, загорелый и жилистый, как лесоруб, кутается в тонкий, не по погоде, просторный серый плащ. Разглядывая его потертую шляпу, Шерлок Холмс мог бы надиктовать Ватсону захватывающий роман на шестьсот страниц, мы же лишь скромно осмелимся предположить, что владелец исследуемого головного убора знавал хорошие времена, но было это, прямо скажем, не на прошлой неделе. И даже не год назад.

— Ну, зима, — говорит усатый. — И что с того? Хорошее время. Снег, морозные узоры на стекле, рождественские огни. Красиво. Не драматизируй на пустом месте.

— В родительском доме, который за каким-то чертом на меня свалился, до сих пор печное отопление. Ты в курсе, почем нынче дрова? У меня до сих пор волосы дыбом от этой информации.

— Ну так установи газовую колонку.

— Совсем ты с ума сошел. Знаешь, сколько это стоит?

— Да нормально стоит, не выдумывай.

— Не хотелось бы ранить твое нежное сердце, Адам. Но в мире полным-полно людей, для которых «нормально стоит» — это, к примеру, пятьдесят литов. Которые, впрочем, тоже еще надо где-то добыть. И я — один из них.

— Прости. Не подумал.

Какое-то время они сидят молча.

— А чего ты ее не продашь? — наконец спрашивает усатый. — В смысле квартиру. Тебе одному такая здоровенная все равно не нужна. Купил бы, к примеру, студию. У нас в Новом городе сейчас заброшенные заводы под жилье активно перестраивают — ну, лофты, как в Америке. Отличные получаются квартиры, маленькие и недорогие, и от центра не то чтобы далеко. А на разницу жил бы себе долго и счастливо.