Волчьи войны - Анри Лёвенбрюк Страница 3

Яростный крик Маольмордхи наконец затих. Даже эхо его, казалось, сразу умерло. Будто само время внезапно остановилось. Или же, напротив, ускорило свой ход и совершило гигантский скачок вперед. Повелитель горгунов сделал шаг назад и вновь уселся на трон.

Значит, эта дрянь победила Зультора. Он не мог в это поверить. Айн'Зультор, Князь герилимов, владеющий ариманом. И его смогла одолеть тринадцатилетняя девчонка! Маольмордха прикрыл воспаленные глаза. Теперь ему нужен другой воин. Новый полководец. Тот, кто поведет горгунов к победе, уничтожит девчонку, а заодно и всех друидов. Но никто из его окружения на это не способен. Ни один из его воинов не мог сравниться с Зультором. Придется искать. Выбора не оставалось. Горгунам нужно найти вожака.

Необычного вожака.

Фингин находился в своем новом жилище, наполненном летним зноем. Это была уже не тесная темная каморка ученика, и даже не комната побольше, в каких жили обычные друиды. Эрнан назначил его Великим Друидом, и теперь Фингину принадлежали роскошные покои, положенные тринадцати друидам его ранга.

Все произошло невероятно стремительно. Через несколько дней после его посвящения события последовали одно за другим, и с каждым днем мир, казалось, становился все безумнее. Смерть Айлина, Аодха и Альдеро. Бегство Алеи, девочки, называющей себя Самильданахом. Уход вслед за ней Фелима и Галиада. Затем Фингин назначил Эрвана своим магистражем, и тот отправился искать Алею на дорогах Гаэлии…

Эрван. Его самый близкий друг, который последние семь лет провел рядом с ним в Сай-Мине, разделяя все его сомнения и его радости. Где он теперь? Разыскал ли он отца? Удалось ли ему спасти девочку? Фингин знал только одно: Эрван жив. В этом он был уверен, ведь связь друида со своим магистражем настолько сильна, что если один из них погибал, другой сразу же это чувствовал… Значит, Эрван жив, но где он теперь?

Фингин подошел к окну. На красном бархате портьер красовался вышитый Дракон Мойры. Несмотря на жару, магистражи проводили на улице занятия с учениками. Дворец Сай-Мина застыл в тревожном ожидании. Вскоре могла начаться война, и, возможно, не одна — с каждым днем стране грозила все новая опасность. Из-за возвращения туатаннов на Гаэлию, казалось, стремительно надвигались неотвратимые потрясения. Если только причиной этого были действительно туатанны…

Самый юный из Великих Друидов приоткрыл окно, впустив в помещение немного свежего воздуха. Лето было в самом разгаре. Завтра, несмотря на тревожные хлопоты Совета, будет отмечаться Лугнасад, королевский праздник. Главные церемонии пройдут в Провиденции, при дворе короля Галатии Эогана и королевы Амины, по всей стране будут праздновать лето, играя свадьбы, устраивая ярмарки и гуляния с пением песен и чтением стихов, а в Сай-Мине друиды совершат обряд в честь Лугнасада у столетнего дуба посреди главного двора. Обычно они приглашали короля во дворец Сай-Мина, и он присутствовал при совершении этого священного обряда. Но в этом году женитьба короля, а также распри с Харкуром помешали организовать его приезд. Фингину, впрочем, казалось, что тому были и другие причины. За официальными объяснениями он видел скрытые разногласия.

Друид вздохнул. За окном обитатели Сай-Мины готовились к предстоящему празднику. Но сам он с трудом заставлял себя об этом думать. Сейчас ему трудно было сосредоточиться на чем бы то ни было. Его терзала печаль. Ему так не хватало Эрвана…

Каждый раз с наступлением вечера трое путников устраивали привал в нескольких шагах от дороги, разводили костер и вместе ужинали, наслаждаясь долгожданной вечерней прохладой. Днем природа дышала, наполненная яркими красками, запахами, сиянием солнца. А летние ночи дарили путникам небеса, полные звезд.

После ужина Фейт брала в руки арфу и играла Мьолльну новые мелодии, которые тот старался повторить на волынке. Она посвящала его в тайны звуков Печали, неизъяснимо грустных напевов, хранимых поколениями бардов. Гном был в восторге. Мечта стать бардом уже не казалась ему столь призрачной. Фейт вела его по верному пути. С ней каждый вечер ему открывались новые глубины в музыке, и дурные воспоминания улетали прочь.

Ежевечерние рыдания волынки как нельзя лучше соответствовали расположению духа Алеи. Гибель Фелима тяжким грузом легла ей на сердце. С каждым днем она все сильнее ощущала, как не хватает ей этого старого человека. Да, он был строг и суров, и она, конечно, много раз обижалась на него, не подчинялась его требованиям, не отвечала на вопросы, и тем не менее очень привязалась к нему: он единственный из друидов взял ее под защиту. Более того, ради нее он пошел на то, что его исключили из Совета. Как ей хотелось теперь отблагодарить его за поддержку, сказать, что, несмотря ни на что, она верит ему. Но Фелима уже не было в живых.

Вот почему после того страшного боя в Борселийском лесу Алеа стала так молчалива. В ее глазах застыло сожаление и огромная неуверенность в себе. Несмотря на то что оба ее друга были рядом, она чувствовала себя очень одинокой. Фейт и Мьолльн пытались развлечь девушку, но в глубине души понимали, что это ей не поможет. Алее надо было получить ответы на свои вопросы. Она увидела так много. Ей открылось столько тайн.

Она замкнулась в себе, лишь изредка сдержанной улыбкой отвечая на безуспешные попытки друзей развеселить ее. Но она по-прежнему была очень красива. Друиды дали ей новую одежду, Фейт подрезала ее волосы до плеч. Алеа больше ничем не походила на жалкую бродяжку, какой выглядела раньше. Голубое с золотой отделкой платье и белый плащ очень шли ей. У нее остался дубовый посох Фелима, и Алеа всегда носила его с собой. Этот посох, а также его брошь, которую она приколола себе на грудь, напоминали ей о друиде, и Алею мало заботило, что скажет об этом Совет. Порой она несла длинный посох на плече, но чаще всего опиралась на него при ходьбе, чувствуя исходящее от него необыкновенное тепло. Словно под резной поверхностью этого дубового посоха скрывалась энергия саймана.

— Мьолльн, у тебя получается все лучше и лучше, — тихо сказала она, когда гном доиграл новую мелодию Печали.

Тот, казалось, удивился. Он уже давно не слышал от Алеи ни слова, а тем более похвалы.

— Благодарю тебя, метательница камней. Но всем, что я умею, я обязан Фейт! Вы, бардесса, мой лучший учитель…

— Благодарю вас, господин Аббак.

Фейт тоже была не в лучшем расположении духа. В ее грустном голосе звучали сожаления о ста днях. Ста днях, которые она провела, расставшись с голубыми одеждами бардов, в неотступных мыслях о мщении. Ей тоже нравилось заниматься музыкой с Мьолльном, но она знала, что это лишь краткая передышка в борьбе, которую она поклялась довести до конца. И каждую ночь мысли о Маольмордхе, гоня прочь сладкий сон, не давали ей покоя.

Некоторое время все трое молчали, с пониманием глядя друг на друга.

— Фейт, — вдруг сказала Алеа, — а я знаю, о чем ты думаешь.

Бардесса удивленно приподняла брови. Ее не переставала поражать проницательность столь юной девушки.

— О Маольмордхе, — продолжала Алеа, — ведь так? О своей клятве. Я пообещала себе то же самое. Отомстить за трактирщика и его жену. И за Фелима.