Провозвестник Тьмы - Сергей Сезин Страница 3

И бывает такое, что человек может долго не проявлять того, что болен. Ну, он чуть странный, но не сильно. А потом раз – и болезнь летит вперед. Такое может быть после какого-то потрясения. У женщины возможно после родов. Отчего у меня – не готов сказать. Наверное, от всего того, что было в девяностых годах. Жизнь больно резко повернулась, и этот поворот вывихнул многим мозги. Вспомните, сколько людей до этого были пламенными коммунистами, атеистами и интернационалистами. А сейчас он уже и демократ, и националист, и истинно верующий, и вообще не похож на себя прежнего. И это уже назавтра после того, как стало невыгодно быть интернационалистом, а сделалось выгодно быть противоположностью ему. Наверное, в нем все время уживалось несколько личностей сразу, как в моем соседе по палате. Тот был одновременно Василием Шумовым, наполеоновским солдатом и английским матросом. Только сосед, как положено больному, ничего за ношение в себе трех личностей не просил. Совсем ничего, даже лишней порции галоперидола на долю англичанина или француза. Ну а начальники за то, что душа их в новый калейдоскоп складывается, известно что желают. Да и другие не отставали. Раньше можно было ключи в двери оставить и не очень бояться расплаты за это. А в новом времени нигде спокойно жить стало невозможно. На работу пойдешь – тебя начальник обмануть хочет, чтобы зарплату не платить. За картошкой на базар пойдешь – та же история. В магазин зайдешь – еще хуже. Закроешь за собой дверь – тебя и там найдут. Из телевизора выглянут или в двери постучат. Куда деваться бедному Тому из Бедлама? А если даже не покупаешь акции МММ, не хочешь быть в «Хопре», не знаешь, что такое «Идигов-продукт», – это тебя не спасет. Придут и скажут, что это не твоя квартира. Ты ее уже продал, и нотариус это все подтвердит, что ты продал и деньги от покупателя получил. И выписался в соседнюю станицу. Там, на западной окраине, есть хатка пять на шесть. Вот в ней таких, как ты, прописано уже двадцать штук. Те, которым трехкомнатная квартира слишком обширна, они хотят все в этой мазанке на полу лежать и по команде поворачиваться, когда бок устанет от лежания на нем.

Какое-то время я держался. Из маленькой, но гордой республики, куда меня по распределению направили, семью вывез. Квартиру – не смог. Но и то хорошо. Потому что после нашего отъезда там на улицах постреливать начали. На родину вернулся, работу нашел. Даже в девяносто втором к казакам присоединился и в Приднестровье съездил. Стрелок из меня средний, но звание инженер-лейтенант мне не совсем зря присвоили. Учили нас не очень подробно, но я не стеснялся к обучению интерес проявить и лишний вопрос задать и спросить что-то из практики преподавателей, но не совсем по теме. Так что балластом не был. Оттуда вернулся, и еще на пару лет меня хватило. Работа все-таки находилась, хоть и не всегда постоянная, и работодатели жучили, как только могли. Жучили – это потому что еще теми жуками были. Ну, вы все знаете. Как люди у них работали, но неофициально. Потому что на них налоги государству платить надо. Вот и владелец предприятия по импорту стиральных порошков по бумагам имел из персонала только секретаршу. Он бы ее не показывал, но когда к нему с проверками приходили, она-то проверяющих принимала, чаем поила и специальную кнопку нажимала под столом, чтобы все остальные спрятались и не отсвечивали, пока проверяющие своего не получат и не уйдут. А чтобы проверяющие не обратили внимания, что владелец и секретарша вдвоем десятки тонн порошка закупают, хранят и продают, им и вручались предметы зеленого цвета. Зеленый цвет сильно сосредоточиться мешает. А картинки мертвых людей на них – еще больше. Поэтому если хотите, чтобы вас никто не увидел, – спрячьтесь на кладбище в маскировочном костюме зеленого цвета. А если вас все-таки увидят – значит, вы не тех мертвецов выбрали для камуфляжа. Надо было выбрать Томаса Джефферсона, а не Губу Мойшевну Безродную. Вот так. Ведь во всем сейчас виноваты вы сами. Только вы. И если у вас нет миллиарда, можете идти туда, куда вас направил автор этой фразы. И оставьте жалкие оправдания, что миллиардеров не может быть много. Вы не поняли? А, значит, это еще будет.

Потом умерла мама, жена развелась со мной, и меня накрыло. Работать я не смог, больница, второй раз больница… Таблетки мне полагались бесплатно, как инвалиду, но их вечно не было. А если и были, то могли не помогать. Не то моя голова не поддавалась, не то производители лекарств на таких, как я, экономили. Зачем нам в таблетку класть лекарство, когда мы и так обойдемся. А потом со мной случилось не то чудо, не то издевательство судьбы. В городе Новороссийске тогда любили людей в день зарплаты грабить. Зайдут неслышно со спины, тяжелым по голове ударят – и с безмолвного или даже бездыханного тела зарплату возьмут. И когда я шел по улице Красных Военморов, меня, видно, перепутали с тамошним жителем, что зарплату домой нес. Темно, наверное, было. Зачем я туда из Гайдука пришел, что я там делал и когда – это из памяти изгладилось. Называется антероретроградная амнезия. Если слов не перепутал. Очнулся я не скоро и уже в больничной палате. Рост у меня под два метра, и, видно, ночные рыцари били, чтобы с гарантией не встал. Только деньги у меня тогда вряд ли нашлись. Ну, может, несколько рублей.

Трещина в черепе, две раны на голове, паралич левой половины тела. Потому что ударили оба раза по правой стороне. Что это значит? Не знаю, так мне врачи несколько раз говорили. Видно, это для них имеет какое-то значение. Батя ко мне разок в больницу смог прийти и сколько-то денег наскреб на лекарства. А дальше уже сил не было, он совсем разболелся. И так на бугор, где Первая городская больница располагается, не знаю как он дошел. А я все лежал. Потом потихоньку двигаться начал. Отходило все ужасно медленно. Поэтому меня несколько раз временно переводили – то в терапию, то в хирургию, то еще куда – где места свободные есть. Многие болезни ведь по сезонам в больницу укладывают. Вот с переломами людей больше зимой привозят. К лету они подлечатся, и отделение становится пустым. Остаются в нем только те, кто еще до лета не вылечился. Спасибо врачам за то, что держали и лечили чем у них было. А потом пришло не то горе, не то счастье – эпилепсия. Такое после травм головы бывает. Почему она горе – вы понимаете. А почему она – счастье? А это только для меня. В одной книжке было написано, что моя болезнь и эпилепсия несовместимы, и если припадок у меня отчего-то разовьется, то это мне поможет и болезнь основная будет протекать полегче. Есть даже такое лечение – электросудорожная терапия. Накладывают на виски электроды и пропускают ток. Удар тока – и припадок падучей болезни. Меня так раньше не лечили. Меня лечили оба раза инсулином и таблетками. А дома я таблетки ел – когда они были.

Так я и лежал до весны, а потом до июня. А дальше меня все-таки выписали. Я был не против. Да и, наверное, надоел я медикам. Я совсем не в обиде – они и так столько мне помогали, хватит уже их терзать своими болячками. Они еще мне выдали одежду, потому что моя была вся в крови и никуда не годилась. То есть, наверное, не выдали, а из дому кто-то принес, которая не нужна была. Еще палочку дали, которая от умершего пациента осталась, а его родные не забрали ее. Ноги меня еще не здорово слушались. И поковылял я вниз под гору к транспорту. На который у меня денег тоже не было. До автобуса еле доковылял и упросил водителя взять меня бесплатно. Он согласился. Выглядел я не очень, да и сказал, что из больницы иду. А забрать меня оттуда некому было, и денег на обратную дорогу дать тоже некому. Я ему благодарен был и пообещал, что позже отдам. Он махнул рукой. Увы, это «позже» наступило очень не скоро. Но все же отдал.