Магия в крови - Илья Новак Страница 3

Думая обо всем этом, Жиото из черенка метлы, палки и веревки соорудил костыль и поковылял к приоткрытой двери, из-за которой доносились голоса. По дороге остановился, чтоб заглянуть в сундук, но там лежала глиняная посуда да какие-то тряпки, а кувшинчика со снадобьем не оказалось.

Встав на пороге, Дук увидел обычный сельский двор: сарай, птичий загон, где квохтали куры, навозную кучу, обложенную камнями круглую дыру колодца. Небо было затянуто серенькой пеленой, дул зябкий ветерок. Возле сарая стояла телега. Угол приподнят — присев, его на плечах удерживал крестьянин. Второй что-то делал с колесом телеги. Песко Цветник стоял рядом, наблюдая за их работой. Услыхав скрип двери, чар оглянулся.

— Сказал же тебе не вставать пока, — проворчал он, впрочем, не слишком грозно.

Крестьяне закончили прилаживать колесо и повернулись к Дуку. Оба выглядели диковато — тощие, с бородами до пупа, со спутанными патлами, в грязной одеже. На Дука они смотрели подозрительно и враждебно. Один что-то сказал чару, тот ответил, крестьяне переглянулись, вновь покосились на Жиото и побрели со двора.

Возле дома лежали дрова, Дук доковылял до них, сел, бросив костыль и привалившись к стене. Положил ладони на колени и увидел, что руки дрожат.

Песко подошел к нему и сказал:

— Ну так как тебя величать?

— Дук Жиото, — он улыбнулся, заглядывая в глаза чара. — Спасибо тебе, Песко Цветник, спас меня от смерти. А я вот, понимаешь, не помню совсем, как ты меня нашел да где это было?

Чар показал на сарай, откуда как раз донеслось ржание.

— Я к хворому в соседнее селение ездил. А когда возвращался, тебя и нашел. Ты прямо на дороге лежал, на Земляном тракте то бишь. Думается мне, ты полз, да и выполз на тракт, а там в беспамятство впал. Я тебя чуть было не раздавил: прикемарил на телеге. Хорошо, Травка, лошадь моя, остановилась и заржала. На телегу тебя положил, сюда привез... так вот. Кто же это тебя, Дук Жиото, подранил? А то меня крестьяне донимают, не привел ли я к ним какого разбойника.

Дук прижал руку к сердцу и сделал движение, будто собираясь встать, но не встал.

— Да что ты! Какой же я разбойник — ты погляди на меня!

Чар присел перед ним на корточки и велел:

— Ну так рассказывай.

— Из Форы я, в услужении там был у одного торговца. Ты, наверное, знаешь, что в городе чары сцепились? Эти, как их... аркмастеры, те, что цехами верховодят. Промеж них такое началось — страх. Убивства всякие, и еще ладно бы они только друг дружку мутузили, а то ведь и простые люди пропадать стали. Ты, Песко, не думай, я против чаров ничего не имею, вот ты тоже чар, а сразу видно — человек хороший, жалостливый. Но в городе они совсем уж... озверели. Вот народ из Форы и потянулся кто куда. Я с папашей старым жил да с братиком младшеньким. У нас родичи далеко на востоке есть, мамани покойной родня. А торговец, хозяин мой, одному из цехов что-то продавал — не знаю что, но какой-то у них договор был. Другой цех как-то вечером подослал наемников, и хозяина моего зарезали, а вместе с ним и всех его слуг. Я один убег. Уже к тому времени в Форе немного людей осталось, дома брошенные стояли, на улицах, понимаешь, мертвецы лежат, стража разбежалась... Я как домой ночью бежал, гляжу — в конце улицы, где наш дом, карета брошенная. Лошадей кто-то увел, а карета стоит, и мертвец внутрях. Я его вытащил, взял папашу с братиком, скарб, какой у нас был, вывел нашу лошадку, впряг в карету, сели мы и поехали. И еще, знаешь ведь... — Жиото доверительно склонился к внимательно слушавшему Цветнику. — На вершине Шамбы стоит дом чаров, Универсалом зовется. Так мы, когда уже с горы съехали, видели, как он светился, и еще грохотало там что-то. Чары, значит, сошлись в битве, я так думаю. Вот ехали мы, ехали, а под утро на нас напали. Времена-то такие, что разбойников много повсюду. Папашу моего с братиком... убили их, а я дрался, так меня порезали, я упал, они и решили, что умер.

Дук всхлипнул, откинулся к стене дома и закрыл глаза, сам почти уверовав в свою историю.

— Забрали скарб наш, — продолжал он тихонько. — Я потом плохо помню, что было. Совсем даже не помню. Видно, в беспамятстве пополз куда-то... а после ты меня и нашел.

Он раскрыл глаза. Чар внимательно смотрел на него.

— Больше нечего рассказывать, — заключил Дук.

Песко Цветник выпрямился, оправил куртку из кротовьих шкур. Дорогая это была куртка, не то что штаны его грубой крестьянской работы и старые разбитые сапоги.

— Раз так, оставайся у меня, Дук Жиото, пока совсем не выздоровеешь, — решил Песко. — Сейчас и вправду времена такие... недобрые. И что между чарами в Форе война — про это я слышал. Цеха дерутся, да. Выходит, раненых много будет, аптекарям моя «кровь» вскорости понадобится. Хотя, может, и наоборот станется: ежели народ из города разбежался, то этим летом ко мне посыльные от аптекарей и не явятся…

Они помолчали, думая каждый о своем.

— Хорошая куртка на тебе, — осторожно произнес Дук. — Такую и в городе не всякий богатей себе позволит.

— Что? — Песко взглянул на него. — А, куртка... Да это мне проезжий один отдал.

— Какой проезжий?

— Мимо нас фургон проезжал, в нем старик и барышня молодая. Внучка его. Богачи, сразу видно, но почему-то без охранников. Старик больной, горячка у него. Остановились здесь, спрашивали, нету ли в селении лекаря. А лекарь... Я и есть местный лекарь. Напоил старика «травяной кровью», он, конечно, сразу ожил. Вот, куртку мне отдал.

— Что ж, у них монет не было заплатить, если богатые? — удивился Жиото.

— Были. Но старик хитрый попался. Нет, он платить не отказывался, но, говорит, давай я у тебя за три золотых весь кувшинчик куплю. Но я ему все отдавать не хотел, сказал: «Господин, вы два глотка сделали, вот за два и платите». А он говорит: «Мелких монет нету, разменяешь?» Врал, наверное, хотел весь кувшин выманить. А тут, понимаешь, Дук, денег совсем не водится. Со мной крестьяне посудой расплачиваются, тряпье всякое тащат, еду или по хозяйству помогают. Нет, у меня, конечно, сбережения есть, но мне... — Песко смущенно улыбнулся. — Куртка мне его приглянулась, так я старику и сказал: нету размена, давайте, господин, ее в оплату. Куртка дорогая. Я ему еще чуток «крови» с собой налил, он мне куртку и оставил.

Дук слушал очень внимательно. Молодая женщина со стариком? Он помнил фургон и то, как его ударили в спину, как он упал на капитана, вонзив меч ему в грудь, как потом его оттащили к обломкам телеги и бросили... И еще помнил две фигуры над собой, голоса: молодой женский и стариковский...

— А барышня, у нее не светлые ли волосы были? — спросил Дук.

Чар уставился на него.

— А тебе зачем?

— Да вот, понимаешь... Сдается мне, что я этих господ знаю. В городе они рядом с лавкой моего хозяина жили, и барышня частенько к нам заходила.

— Ага, светлые, — согласился чар. — Красивая, только грустная очень. Я даже видел, она плакала, пока мы со стариком торговались.