Быть драконом - Андрей Стерхов Страница 3

— Конечно, верю.

У него будто тяжесть с плеч упала.

— Слава-те-господи, хоть кто-то, — облегчённо выдохнул он и, нервно пощёлкав браслетом почти настоящих швейцарских часов, наконец-то, перешёл к сути того, зачем явился. Стал делиться наболевшим: — В общем, Егор Владимирович, тут у меня такое дело. Каждый год я с друзьями… Нас четверо. Я, Паша Тарасов, Лёшка Пущин и Эдька Нигматулин. С Пашкой со школы дружу. А с Лёшкой и Эдькой в одной группе в политехе… Ну, не важно. Так вот. Каждое лето мы берём… брали отпуск и отправлялись…

— В Египет, — предположи я.

— Почему в Египет? — не понял он. Потом сообразил: — А-а! Нет-нет, не в Египет. Мы с парнями рафтингом занимаемся… Занимались.

Теперь уже я не понял:

— Простите, чем?

— Рафтингом. Ну это… Это когда по рекам горным сплавляются. Экстрим-спуск на рафте. На специальном таком надувном судне.

Легко представив у него на голове защитный шлем, а в руках весло, я кивнул:

— Вот теперь понял.

— Так вот, — продолжил он. — За последние шесть лет где мы только не побывали. Начали с Шуи. Потом Сунна была, Чирка-Кемь, дважды Охта. Это всё в Карелии. В прошлом году в Адыгею смотались, реку Белую прошли по участку Хаджохской теснины. А в этом сезоне решили какой-нибудь местный маршрут одолеть. Выбрали Хара-Шуган. Есть тут у нас на севере такая горная речка.

— Знаю. В Доваларии.

— Во-во.

— Глушь, — констатировал я.

Господин Домбровский спорить не стал, но заметил:

— Как раз в этом и кайф. Природа там нехоженая, не затоптанная. И маршрут душевный — через раз участки четвёртой-пятой категории сложности. Сплошные сливы, валы и «бочки». Реальный маршрут. Один Вражий порог чего стоит. Тот ещё порожек. Там, знаете, такой проход между скалами в полтора весла, не больше, при выходе из каньона резкий поворот на девяносто, тут же перепад и сразу камни. Мы там чуть, ё-моё, не кувыркнулись.

При воспоминаниях о дыбом встающей на перекатах реке Хара-Шуган господин Домбровский заметно приосанился. А я глядел на эту разительную перемену в его облике и размышлял. Собственно о том, что всё-таки люди не очень нормальные на голову существа. Больные они на голову. Особенно вот эти вот из них — экстремалы. Эти, вообще, на всю голову больны. Всё им на месте не сидится, всё их куда-то несёт: то с башни телевизионной вниз головой сигануть, то голым задом по камням скатиться, то на какую-нибудь гору дурацкую взобраться и проорать с неё что-нибудь непотребное. Сигают, скатываются, взбираются. И гибнут, гибнут, гибнут. Глупо гибнут. Пачками.

И какого, спрашивается, дьявола? Чего ради? Говорят, что испытывают себя. Характер, дескать, проверяют. Бред. Чего его проверять? Если ты крут, то ты и без всякого экстрима знаешь, что крут. Просто знаешь это про себя и всё. Лежишь на диване и знаешь. И не надо тебе никого в своей крутизне убеждать. Ни себя, ни тем более других. Зачем тебе это, если ты крут? Незачем. А если ты рохля по жизни, то толку в гору лезть? Не поможет. Пустое. Крутыми не становятся, крутыми рождаются. Чтобы там кто-то себе ни думал и как бы себя при этом ни обманывал.

И если откинуть замусоленную словесную шелуху, то все их подвиги есть фанаберия плюс неизжитая романтика, оплаченная горькими слезами.

Слёзы это обязательно, ибо вытяжные фалы имеют печальное свойство перехлёстываться, кораллы цепляться за трусы, а лавины сходить. Кто скажет, что нет? Да. Без всякого сомнения. Рано или поздно.

Правда, заикнись при них об этом, сходу врежут (они всегда так отвечают): «Так лучше чем от водки или простуд». Это разумеется. Это конечно. Это верно. Но от чего умер тот, кто это так талантливо спел? И кто помнит тех, кто на это повёлся? Вот именно — кто? Отцы да матери. Гораздо реже вспоминают вдовы. Да и то недобрым словом.

А тем временем Домбровский расписывал:

— Попотели мы, конечно, здорово, но до низовья добрались без проблем. Благополучно добрались. Это уже седьмое число было. Выбрались на берег в районе Червянского плато и поднялись вдоль Шумного лога на ту точку, откуда нас «вертушка» в то же день должна была снять. У нас это дело было схвачено-проплачено. Эдькин тесть в филиале «Сибирь Авиа» заместителем директора, поэтому само собой: аренда вне очереди, скидки, всё такое… Короче, всё без проблем и всё под контролем. Во-о-от… Ну, значит, на точку вышли по графику, седьмого к полудню. Стали ждать. А тут вдруг в одночасье ветруган поднялся, небо тучами затянуло, и резко гроза рубанула. Засандалило так, что к бабушке не ходи, без неё ясно — борта нам нынче не видать. Делать нечего, развернули палатку, худо-бедно быт наладили и стали греться. Водовкой. У нас же с собой, естественно, было. Неприкосновенный запас, по три «бомбы» на брата.

Господин Домбровский в этом месте своего увлекательного отчёта прервался и глянул на меня. Я постарался всем своим видом показать, что слушаю его внимательнейшим образом и на ерунду не заморачиваюсь. Тогда он вновь нервно подёргал браслет часов, перевёл взгляд сначала на бронзовую пепельницу — раззявившего рот пеликана, потом на книжный шкаф и вернулся к рассказу:

— Во-о-от… Значит, лило всю ночь. И потом восьмого весь день. Только девятого отпустило. С утра ещё туман был, ни туда, ни сюда, но к обеду совсем распогодилось. Ожидали, что борт прибудет с минуту на минуту, но нифига подобного. Отсос Иваныч. Потом оказалось, метеорологи небо над Городом «закрыли». Тут, в городе, с погодой хрен знает что в это время творилось. Мы, конечно, ни сном, ни духом, но психовать не стали. Продолжали ждать. Тупо. Да и куда нам было деться с подводной лодки? Во-о-от. Ну а когда прискучило, стали по тайге от нечего делать рыскать. Вот тут-то Пашка как раз и наткнулся…

Господин Домбровский в очередной раз замер и теперь уставился невидящим взглядом на кондиционер.

Я вежливо подождал, но когда пауза затянулась до неприличия, взбодрил клиента вопросом:

— Так на что же такое наткнулся ваш товарищ по имени Павел?

— Ну да, — очнулся мой собеседник. — На захоронение Пашка наткнулся. На могилу. Там, значит, километрах в трёх от палатки поляна в тайге нарисовалась. Идеальный такой круг. Будто кто циркулем… Странное, доложу я вам, место. Тихо там. До жути. Трава пожухлая какая-то и всё вокруг костями и черепами звериными усыпано. Посреди холм. Небольшой. А на нём, значит, вот так вот, — он показал руками как, — рядком четыре здоровенных плоских камня. И понятно, что не селем занесло, что люди пристроили. Больно уж аккуратно уложены. Правда, мхом уже заросли, но всё одно понятно — что-то вроде могильных плит. Во-о-от… Пашка, как увидел, ноги в руки и за нами. Ребя, орёт, я захоронение древнее нашёл. Айда глянем, что да как.

— Он что, друг этот ваш, археолог? — поинтересовался я.

— Пашка-то? Да нет, почему. — Домбровский пожал плечами. — Экономист, вообще-то, по образованию. Финансово-экономический нархоза заканчивал. Просто ему любопытно стало. Да и нам всем, откровенно говоря, тоже. К тому же всё равно делать нечего было. И это ещё… — Он ткнул себя указательным пальцем в кадык. — Датые мы все были. Не так чтоб сильно, но ещё не отошли.