Святой Грааль - Юрий Никитин Страница 3

— Спаси Бог, — прошептал Томас. Губы едвашевелились, получилось «Спасибо». — Ты кто?

— Калика перехожая, — ответил паломник. Голос егобыл сухой, безжизненный, но могучий.

— Калека? — переспросил Томас.

— Калика, — ответил странник. — Это...

Томас пытался удержать сознание, но голос странникаистончился, как леденец во рту, исчез. Очнувшись много позже, нашел ту же серуюпелену, догадался стащить мокрую тряпку, но тут же водрузил обратно — лобгорел, словно уже колотился им о самый толстый котел у Вельзевула.

Калика сидел возле небольшого костра, сгорбленный,неподвижный, как валун. Его плащ был под Томасом, и рыцарь содрогнулся отжалости и отвращения: калика был ужасен худобой. Скелет, обтянутый кожей,кое-как прикрытый лохмотьями. У костра калика разогрелся, оттуда шел гнусныйзапах немытого тела.

— Как твое имя, — спросил Томас слабымголосом, — из какой ты страны?

Калика медленно, словно с усилием, повернул к нему голову.Глаза были темными, а в зрачках блестели красноватые искры.

— Я родом из Руси, — ответил он медленно. —Меня зовут Олег. Я был в Святой земле, как и ты, ради подвига...

Томас закашлялся, скривился от острой боли в боку. Ончувствовал ушибы, кровоподтеки: доспехи хоть и выдержали удары, кроме одного,но прогнулись под тяжелым разбойничьим топором...

— Ничего, — утешил Томас, задыхаясь, — в этотраз не получилось, в чем-то другом повезет.

Калика ответил бесцветным голосом:

— Получилось... Все, как я желал.

Томас поперхнулся воздухом, от удивления даже приподнялся налоктях, терпя режущую боль:

— Святой калика, но у тебя такой вид, словно только чтовыпустили из сарацинского подземелья! А до этого каждый день о твою спинуломали все прутья, что растут на землях от Нила до Евфрата!

— Подвиг, — повторил калика глухо.

Томас лег, возразил устало:

— Подвиг — сразить дракона! Ворваться на горячем коне вгущу сарацинского войска, повергнуть сильнейших, отнять прапор! Подвиг — спастипринцессу, а похитителя вбить по ноздри в землю...

Он замолчал, перед глазами запрыгали черные мухи. КаликаОлег молчал, с задумчивым видом помешивал прутиком багровые угли. Нагнулся,выхватил что-то похожее на камень-голыш, перебросил с ладони на ладонь:

— Испек дюжину яиц. Тебе надо есть, ты иначе не умеешь.

Томас потянул ноздрями, ощутил будоражащий запах. Вспомнил,что ехал к этому лесу голодный как волк, мечтал поесть, отдохнуть, полежать воттак в тени под деревом.

— Ты умеешь иначе, — ответил он, неутерпев. — По тебе видно.

Отшельник выгреб из огня остальные яйца, пальцы Томасатряслись, когда сдирал скорлупу. Полдюжины яиц проглотил, почти не распробовал,лишь когда в желудке приятно потяжелело, спохватился:

— Прости, святой калика!.. Голоден был.

— Просто калика, — поправил Олег кротко. —Бывают святые волхвы, святые отшельники, наставники, но калики — только калики.

Он переменил рыцарю повязку, осмотрел рану. От жара Томастерял сознание, в боку все еще жгло, но острая боль медленно уходила.

— Бог тебе зачтет, — сказал он неловко, но счувством достоинства. — Из-за меня и ты запаздываешь в свои края.

— Я не спешу, — успокоил калика. — А тыпоправляешься быстро. Не терзайся, ты ничего мне не должен. Ты защитил меня отсворы злых псов, я лишь возвращаю долг.

— Тогда квиты...

Несколько раз просыпался в жару, всякий раз сверху нависалокрупное лицо с печальными глазами. По щекам текли холодные капли, на лобопускалась тряпка настолько ледяная, что Томас пытался убрать, но сил не было.Наконец заснул так крепко, что когда просыпался, оказывался лишь в другом сне,и так несколько раз, пока наконец не увидел себя под знакомым дубом.

Его одежда висела на дереве, под собой Томас нащупал толстыйслой нарубленных веток, укрытых его плащом. Отшельник сидел в трех шагах переддогорающим костром, равнодушно смотрел в покрывающиеся серым налетом угли.Томас ощутил, как в желудке забеспокоилось, задергалось, взвыло.

Олег поднял голову. В запавших глазах блеснули и погасликрасные искорки:

— Очнулся?.. Рана заживает. Можешь потихонькуподниматься.

— Святой отец, — проговорил Томас дрожащим голосом, —у меня голодные миражи, словно я все еще иду через сарацинские пески. Чудитсяжареное...

— Я подстрелил кабанчика, — ответил каликабезучастно. — Тебе религия не запрещает есть свинину?

— Не запрещает! — воскликнул Томас горячо, дажезакашлялся. — Еще как не запрещает!

Он приподнялся, удивился, что в самом деле поднялся, лишь вбоку кольнуло. Олег заостренным прутиком раздвинул угли, воткнул острие вплоский коричневый камень, поддел и подал Томасу. Тот схватил, сообразив , чтоэто не камень, а прожаренный ломоть мяса. На пальцы капнуло горячим соком,обожгло, он помянул Сатану недобрым словом, уронил мясо на землю, подхватил и,не стряхнув налипших травинок, жадно вонзил зубы. Поспешно выплюнул — горячо,перебросил с ладони на ладонь, пожирая глазами ломоть, истекающий соком впрокушенном месте.

— Чем убил? — спросил он торопливо. — У менялука не было. Лук вообще не рыцарское оружие!

— Сделал, — отмахнулся калика. — Палки растутвезде, а вместо тетивы я взял шнур из твоей перевязи.

Томас грыз мясо, посматривал на калику с удивлением.Впрочем, кабанчик мог оказаться непуганым. Или одуревшим. Или уже раненым,умирающим.

— А тебе вера не мешает убивать?

— Почему бы? — удивился калика. — Нет, вера вбогов никому убивать не мешает.

— В богов? — переспросил Томас в ужасе. —Язычник!

Снова уронил, подхватил с земли, не замечая хрустящих назубах песчинок и сухих стеблей травы. Калика равнодушно двинул плечами:

— Моя вера добрее. Никого не гоним. Поставь и Христустолб или крест возле наших богов. Уже приняли Хорса, Симаргла, даже кельтскогоТарана...

— Язычник! — повторил Томас с отвращением. —Христос — бог богов!.. Он главнее всех.

— Поставь рядом, — повторил калика. — Понесутжертвы ему одному — оставим только его.

— Христос не принимает жертв.

— А хвалу, песнопения, курение благовонных смол?

Томас хотел заткнуть уши, но на углях жарились сочные ломтирозового мяса, исходили паром и ароматами, калика накалывал прутиком, подавалТомасу ломти, наконец отдал и сам прутик. Томас кое-как проглотил кус, просипелполузадушенно:

— Сам-то почему не ешь?.. Просвечиваешь на солнце...