Мир наизнанку - Марина и Сергей Дяченко Страница 3

– Ага, – сказала Алена. – Я сначала пришла в ужас. Но, ты понимаешь, если сейчас его не окольцевать, потом он вообще не захочет. Надо вогнать его в какие-то рамки, пока возможно.

– Наверное, – согласилась Лиза. – А на ком?

– Что?

– На ком он женится?

– На восемнадцатилетней девочке из провинции, – сообщила Алена с удовлетворением. – Собственно, я приняла решение их расписать, когда ее увидела. Хороший материал, поддается влиянию, а Пашка слушает ее, как теленок. Даже если ничего не выйдет. Лучше разведенный, чем холостяк с детства, ты не находишь?

– Не знаю, – сказала Лиза.

Алена считалась ее сестрой, хотя у них были разные родители. Когда Лиза в бантиках ходила во второй класс, Алена поступила в университет и скоро забеременела. Мама называла девочек сестрами, хотя недосягаемо взрослая, да еще и обремененная младенцем Алена казалась Лизе чужой. Как и новый папа. Как и новый распорядок дня, новый дом, новая школа; может быть, в те дни и зародилась Лизина боязнь перемен?

И вот Пашке двадцать, и нет уже ни мамы, ни папы. Племянник младше всего на десять лет, но между ним и Лизой пролегла граница поколений – Паша сделан не из «линеек и батареек», как положено мальчишке, а из чатов, понтов и информационных пакетов неясного происхождения.

– Не знаю, – повторила Лиза. – А где они будут жить?

– А тут мы подбираемся к интересному вопросу, – Алена кивнула. – Идем?

На кухне она вытащила из шкафа бутылку с яичным ликером, разлила тягучей струйкой в две крохотные рюмки и жестом пригласила Лизу сесть напротив за чисто вымытый стол.

– В квартире зарегистрированы я, ты и Пашка, – без предисловий начала Алена. – Записано на меня. Правильно?

Алена не спрашивала, правильно ли квартира, доставшаяся в наследство от отца, принадлежит ей. Она просила подтвердить верность изложенной информации.

– Пашкина жена будет жить здесь. Ни на какие съемные хаты я их не пущу, да и на какие бабки они будут снимать? Им еще учиться… Комнат у нас три. Я предлагаю выплатить тебе некую сумму… потом договоримся… С тем, чтобы ты выписалась.

– А где я буду жить? – почти без удивления спросила Лиза.

– Либо купишь что-то за городом. Либо будешь снимать: мы же договорились, что свою долю квартиры ты получишь деньгами. Альтернативный вариант – продавать квартиру, разъезжаться. Но ты прекрасно понимаешь: за нормальные деньги сейчас хату не продать, цены сильно упали.

– Могу я подумать? – спросила Лиза.

– Разумеется, – Алена поднесла к губам рюмку с ликером. – Что мы, сестры, не договоримся, что ли?

* * *

– В скульптуре воспроизводится реальный мир, но основным объектом изображения является человек, через внешний облик которого передается его внутренний мир, характер, психологическое состояние, а также человеческое тело, передача движения (голова, бюст, торс, статуя, скульптурная группа). Выразительность скульптуры достигается с помощью построения основных планов, световых плоскостей, объемов, масс, ритмических соотношений. Большое значение имеют четкость и цельность силуэта…

Среди коллег Лиза считалась середнячком – в основном потому, что неохотно отказывалась от старых экскурсий в пользу новых. Экскурсия была кольцом, похожим на год и сутки. Лиза по опыту знала, когда экскурсанты заскучают, когда оживятся, когда разбредутся, когда и чем можно снова их собрать.

– Скульптор категорически восставал против холодных аллегорий, говоря, что «это убогое обилие, всегда обличающее рутину, и редко гений». Он отказался от изображений Добродетели и Славы и оставил лишь змею, имеющую не только смысловое, но и композиционное значение…

Сыпался песок в ее внутренних часах. Упала последняя песчинка. Разошлись экскурсанты; Лиза вернулась в контору, расписалась в журнале, взяла сумку и вышла.

В привычном кинотеатре шел все тот же фильм. Лиза купила самый дешевый билет, села в первом ряду и отключилась – происходящее на экране вводило ее в транс. Ранним вечером, когда низкое солнце отражалось в верхних окнах многоэтажек, Лиза вышла из кинотеатра под уличную арку, соединяющую два переулка.

Постояла, раздумывая. И пошла на остановку маршрутки.

На остановке было светло и пыльно, переминались с ноги на ногу люди, каждый говорил по телефону. Все смотрели в разные стороны. Под скамейкой лежал бездомный пес и тоже, казалось, говорил по встроенному мобильнику – такой отрешенной и нездешней была его морда.

Лиза огляделась. Обменник исчез. На его месте помещался цветочный киоск.

Лиза обошла остановку по периметру. Заглянула в киоск; цены были заоблачные.

– Вы не подскажете, где тут ближайший обмен валют?

– В гастрономе, – сказала цветочница. – На углу.

Подъехала маршрутка, потом еще одна. Катились машины – будничные, как мошки, прочно вшитые в ткань повседневности. Вчера, возвращаясь из кино, Лиза случайно вывалилась в боковой карман реальности, но теперь все хорошо, все надежно и прочно, все по-прежнему.

Она не боялась оказаться в роли бомжа. Ее пугала перемена квартиры. Любая перемена привычного сводила ее с ума, даже если шторы перевесить или отодвинуть кровать от окна. А перемена дома? Быта? Всех маршрутов?

Она влезла в микроавтобус, умостилась на боковом сиденье и покатилась, как шарик в лузу, как вода по желобу, в привычное место. Туда, куда привыкла скатываться каждый день вот уже два десятка лет. В место, до сих пор считавшееся ее домом.

* * *

– Выразительность скульптуры достигается с помощью построения основных планов, световых плоскостей, объемов, масс, ритмических соотношений…

Собирался дождь.

Лиза вышла из кинотеатра под уличную арку. Было совсем темно. Фонарь не горел. В отдалении грохотало.

Она смотрела фильм пятый или шестой раз. Билетерша ее узнавала и поглядывала с удивлением.

– Большое значение имеют четкость и цельность силуэта…

Мир вокруг хранил четкость и цельность, в то время как Лизе хотелось, чтобы он их потерял – случайно, не нарочно, как малолетняя дура теряет девственность. Вчера и позавчера она шла той же дорогой из того же зала после того же фильма, но вчера и позавчера не было дождя. Имеет ли это значение?

Лиза остановилась у куста сирени, уже отцветающего, нашла цветок с пятью лепестками, отщипнула и съела. Цветок был горький. Фонари на улице горели через один, за пределами светлого круга пространство смазывалось, как будто Лизу посадили в колоссальный аквариум. Она свернула к остановке маршрутки, на ходу вытаскивая из сумки зонтик.

Остановка была пуста, и желтый огонек горел в окошке обменного пункта. Лиза остановилась, чувствуя, как шевелятся на голове волосы.

Из узкого окошка, прикрытого решеткой, смотрели на Лизу два испуганных глаза: