Ни слова о драконах - Ульяна Бисерова Страница 3

В узком проулке Сашка остановилась, чтобы отдышаться. Если кольцо разыскало ее — значит, еще не все потеряно? Значит, еще есть шанс все исправить, искупить трусливое бегство?

А что если прямо сейчас? Раскрыла ладонь: зеленоватый камень в рассеянном свете питерского солнца казался грошовой стекляшкой. «Ну же, давай!» — мысленно взмолилась Сашка. Она закрыла глаза, пытаясь представить, что оказалась в Гриндольфе, прямо посреди Заповедного леса. Слышны птичьи трели, и пахнет прелой листвой и можжевельником, где-то вдалеке звенит быстрый ручей, и легкий ветерок доносит дым костра…

— Если бы у меня была машина времени, я бы хлеб привозил в блокадный Ленинград. Здесь скупал бы, а там раздавал, — раздался совсем рядом звонкий мальчишеский голос.

— Ну, и че, всех все равно не накормишь!

— Ну окей, а ты бы что сделал?

Сашка открыла глаза: она все так же стояла посреди тихого переулка в двух кварталах от дома. Ее обогнали пацаны лет восьми со школьными рюкзаками за спиной.

— А я бы… Я бы Гитлера убил! Без него война бы сразу кончилась.

— Ага, да у него телохранителей, наверное, тыща была! Тебя бы и на пушечный выстрел не подпустили!

— А я бы… его еще раньше убил. Ну, до того как он стал фюрером.

— Что, прям в детстве?

— А чего? Все равно гнида вырастет…

Мальчишки, оживленно жестикулируя, свернули во двор. Сашка крепко сжала кольцо. «В другой раз», — подумала она, стараясь подавить разочарование. И леденящий страх: а вдруг уже не получится разбудить кольцо?

Поднимаясь по истертым ступеням парадной, Сашка услышала надрывный детский плач и замедлила шаг. Тихон. Сводный брат пяти недель от роду. Как можно было дать такое имя младенцу, который голосит круглые сутки?

Нормальные младенцы, как считала Сашка, плачут, когда голодны. Или намочили пеленки. Или… что там еще может их волновать в первый месяц жизни? Тихон же орал всегда. И это была одна из причин, по которым Сашка в последнее время старалась при любой возможности ускользнуть из дома.

Услышав, как щелкнул замок, в прихожую выглянула мама.

— Шуня, присмотри за братом пару минут? Я быстренько смесь приготовлю.

Сашка, вздохнув, поплелась в спальню, где стояла детская кроватка. Тихон, покраснев от натуги, истошно кричал, размахивая крошечными кулачками. Сашка засунула ладони под мышки, чтобы согреть озябшие руки, а потом осторожно взяла младенца.

— Ну-ну, что раскричался-то? Сейчас мама тебя покормит.

Все уговоры были напрасны: Тихон верещал во всю глотку. «На редкость некрасивый», — промелькнуло в голове Сашки, когда она вглядывалась в багровое личико с припухлыми глазами и белесыми бровками, безуспешно пытаясь найти родные, «семейные» черты. «Как будто подменили в роддоме», — устыдившись собственных мыслей, она поспешно вернула брата в кроватку.

Мама принесла бутылочку с теплой молочной смесью, и Тихон, наконец, унялся.

Сашка быстро переоделась в школьную форму и заглянула на кухню. Как обычно, в холодильнике пусто, а в раковине полно грязной посуды. Тихон заливался плачем всякий раз, как только мама пыталась уложить его в кроватку, так что на домашние дела у нее не оставалось ни времени, ни сил. Сашка уже не помнила, когда она ела на обед что-то, кроме слипшихся в серый ком магазинных пельменей. Взглянув на часы, она вздохнула и открыла воду: если не перемыть тарелки, Антон Павлович, чья любовь к чистоте больше походила на нервное расстройство, опять будет долго-долго отчитывать маму ровным спокойным голосом, от которого у Сашки всякий раз начинали ныть зубы.

Расправившись с грязной посудой, Сашка заглянула в соседнюю комнату. Мама притулилась в неудобной позе на краешке кровати. Тихон дремал, причмокивая соской и блаженно улыбаясь.

— Мам, я…

Мама быстро приложила палец к губам и махнула рукой: «Потом, потом!». Сашка поплелась в прихожую. Вот вечно так! Стоило появиться этому капризному горлопану, как все в их жизни пошло наперекосяк. Она шагнула за порог, и от внезапного сквозняка входная дверь оглушительно хлопнула. Сашка виновато втянула голову в плечи и скатилась по лестнице. Вслед ей раскатывался пронзительный детский плач.

Ни вечером, ни назавтра рассказать маме о чудесном возвращении кольца, которое было когда-то ее счастливым талисманом, так и не получилось. Сашка чувствовала, что с каждым днем мама, самый родной и близкий человек, отдаляется от нее. Все ее мысли заняты заботами о вечно хнычущем младенце. А Сашка… А что Сашка? Уже взрослая.

Учебный год подходил к концу, цирковая труппа уезжала на гастроли почти на все лето, и Сашка с тоской думала о том, куда деть себя на каникулах. Поэтому, когда позвонила бабушка, она схватилась за предложение провести лето в маленьком городке на Урале, как утопающий за спасательный круг.

Самолет, слегка накренившись на правое крыло, разворачивался против солнца. Сашка прильнула к иллюминатору. Похожая на крестик тень скользила по разноцветным лоскутам полей и заросшим озерцам. По серой ленте трассы ползли крошечные автомобили. Сашка растерла затекшую шею и закрыла глаза. Легкий толчок — и колеса шасси коснулись посадочной полосы. В салоне раздались вялые хлопки.

— Наш самолет приземлился в аэропорту Челябинска. Местное время — пятнадцать часов пять минут. Температура за бортом — двадцать два градуса. Пожалуйста, не отстегивайте ремни и оставайтесь на местах до полной остановки судна.

Грузный пассажир, который занимал соседнее кресло и все два с половиной часа полета выводил носом звучные рулады, тут же вскочил и, перегородив проход, стал доставать что-то с верхней полки. Пристроившись следом за ним, Сашка протиснулась к выходу. Ветер, пахнувший прогретым асфальтом и полынью, взлохматил ее волосы и тут же умчался прочь.

Здание аэропорта выглядело таким же несовременным и запущенным, как и три года назад, когда мама, заключив контракт с «Цирком дю Солей», в первый раз привезла ее в Копейск, к бабушке, о которой Сашка никогда раньше не слышала.

Ожидая, пока на ленте транспортера появится ее дорожная сумка, Сашка скользила взглядом по толпе встречающих, которые сгрудились за раздвижными стеклянными дверями. Вдруг лицо ее озарилось счастливой улыбкой. Там, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, стоял Дамир. За три года он ничуть не изменился — все тот же смуглый вихрастый мальчишка. Только похудел и вытянулся сильно — наверное, теперь на целую голову выше ее. В правой руке он сжимал ярко-красную розу.

Когда Сашка, улыбаясь, подошла, Дамир совсем стушевался.

— Это тебе, — он протянул цветок. — Как долетела?

— Нормально. А ты как тут оказался?

— Да встретил вчера Веру Георгиевну во дворе, она сказала, что ты прилетаешь. Вот я и подумал: зачем тебе тратиться на такси? — и он, перехватив из ее рук дорожную сумку, повел Сашку к старенькой вишневой «десятке».