Легенда - Дэвид Геммел Страница 3

– Я не колебался. Кинулся в бой с поднятым мечом, верно?

– Верно.

– Нет, неверно. Я стоял минуты две и трясся. И тебя ранили.

– Но ты все-таки пришел мне на выручку, Рек. Разве ты не понимаешь? Рана – пустяки. Главное – ты меня все-таки спас.

– Для меня это не пустяки. Горит в моей комнате свеча?

* * *

За ним высилась крепость, серая и угрюмая, окруженная дымом и пламенем. Шум битвы звучал у него в ушах, и он бежал, задыхаясь, с колотящимся сердцем. Он оглянулся. Крепость была близко, ближе, чем раньше. Впереди маячили зеленые холмы, окружающие Сентранскую равнину. Они мерцали и отступали от него, дразня своим покоем. Он побежал быстрее, и на него упала тень. Ворота крепости отворились. Он боролся с силой, что влекла его обратно, кричал и молил. Но ворота закрылись, и он снова оказался в гуще битвы, с окровавленным мечом в дрожащей руке.

Он проснулся, широко распахнув глаза, раздувая ноздри, с рвущимся из горла криком. Но нежная рука легла на его щеку, и чей-то голос произнес ласковые слова. В глазах у него прояснилось. Занималась заря, и розовый свет нового дня брезжил сквозь замерзшее окошко спальни. Он повернулся на бок.

– Ты неспокойно спал, – сказала Беса, поглаживая его лоб.

Он улыбнулся, натянул повыше пуховую перину и привлек девушку к себе.

– Но теперь я спокоен. – Возбужденный ее теплом, он ласкал пальцами ее спину.

– Не сегодня. – Она поцеловала его в лоб, откинула перину, вздрогнула и перебежала через комнату, где лежала ее одежда. – Холодно как. Еще холоднее вчерашнего.

– А тут так тепло, – с намеком сказал он, приподнимаясь, чтобы видеть, как она одевается. Она послала ему поцелуй.

– С тобой хорошо, Рек, но детей от тебя я иметь не желаю. Ну-ка, вылазь. Утром приедет целая куча народу, и твоя комната нам понадобится.

– Ты красивая, Беса. Будь у меня разум, я бы женился на тебе.

– Значит, твое счастье, что разума у тебя нет, – иначе я бы тебе отказала, и ты бы этого не перенес. Мне бы посолидней кого. – Улыбка смягчила обидные слова – но не совсем.

Дверь отворилась, и ввалился Хореб с медным подносом, неся хлеб, сыр и большую кружку.

– Как твоя голова? – спросил он, ставя поднос на стол у кровати.

– Прекрасно. Да никак это померанцевый сок?

– Да – и он дорого тебе обойдется. Несса подкараулила вагрийского корабельщика. Ждала его битый час и едва не обморозилась – а все для того, чтобы добыть тебе померанцев. Было бы для кого стараться.

– Это верно, – улыбнулся Рек. – Печально, но верно.

– Ты правда едешь нынче на юг? – спросила Беса, когда он принялся за свой сок. Рек кивнул. – Ну и дурак. Мало ты наслушался про Рейнарда?

– Я улизну от него. Как мое платье, вычищено?

– Дори убила на него несколько часов. И чего ради? Чтобы ты опять извозился в Гравенском лесу?

– Не в этом суть. Главное – из города выехать при полном параде. Смотреть не могу на этот сыр.

– Не беда, – улыбнулся Хореб. – Я уже вписал его в счет.

– Ну, тогда я поднатужусь и съем его. Кто еще сегодня отправляется в путь?

– В Лентрию идет караван со специями – они тоже следуют через Гравен. Двадцать человек охраны, все хорошо вооружены. Пойдут кружной дорогой, на юг и запад. Еще женщина, путешествует одна, но она уже уехала. И наконец, паломники – но эти уйдут только завтра.

– Женщина, говоришь?

– Не совсем, – уточнила Беса. – Но похожа.

– Ну, дочка, – заулыбался Хореб, – язвить тебе не к лицу. Высокая такая девушка, и конь у нее чудесный. При оружии.

– Я мог бы поехать с ней, – сказал Рек. – Это скрасило бы мое путешествие.

– Притом она защитила бы тебя от Рейнарда, – ввернула Беса. – Вид у нее подходящий. Давай-ка, Регнак, одевайся. Недосуг мне сидеть и смотреть, как ты тут завтракаешь, точно князь. От тебя и так в доме один беспорядок.

– Но не могу же я встать, покуда ты здесь, – возразил Рек. – Это неприлично.

– Болван. – Беса забрала у него поднос. – Заставь его встать, отец, не то он весь день пролежит.

– Она права, Рек, – сказал Хореб, когда дверь за ней закрылась. – Пора подыматься – а поскольку я знаю, как долго ты готовишься к выходу на люди, то, пожалуй, оставлю тебя.

– Из города надо выехать…

– При всем параде. Знаю. Ты твердишь это всякий раз. Увидимся внизу.

Оставшись один, Рек переменился, и смешливые морщинки у его глаз преобразились в тревожные, почти горестные складки. Не бывать больше дренайскому госу– дарству мировой державой. Ульрик со своими надирами уже двинулся на Дренан – скоро он зальет равнинные города реками крови. Даже если каждый дренайский воин убьет тридцать кочевников, все равно их останутся сотни тысяч.

Мир меняется, и скоро Реку станет негде укрыться.

Он подумал о Хоребе и его дочерях. Шестьсот лет дренаи насаждали цивилизацию в мире, плохо приспособленном для этого. Они завоевывали, поучали и правили, в целом, мудро. Но теперь они пришли к своему закату, и новая империя уже готова подняться из крови и пепла старой. Рек снова подумал о Хоребе и рассмеялся. Старый хрыч определенно выживет, что бы ни случилось. Даже надирам нужны хорошие гостиницы. Но его дочки? Что будет с ними, когда орда ворвется в город? Кровавые картины замелькали у Река перед глазами.

– А, будь все проклято! – вскричал он, скатился с кровати и распахнул покрытое льдом окно.

Зимний ветер хлестнул угревшееся в постели тело, вернув Река к настоящему и к долгому путешествию на юг. Он подошел к скамейке, где лежала приготовленная для него одежда, и быстро оделся. Белую шерстяную рубашку и синие тугие штаны подарила ему славная Дори; камзол с шитым золотом воротником напоминал о днях былой роскоши в Вагрии; овчинный полушубок с золотыми завязками дал Хореб, а длинные, до бедер, сапоги из оленьей кожи достались Реку от некоего усталого путника в захолустной гостинице. «И удивился же тот, должно быть», – подумал Рек, вспоминая, как всего месяц назад прокрался со смесью страха и возбуждения в комнату к проезжему. У платяного шкафа стояло высокое, в полный рост, бронзовое зеркало, и Рек окинул долгим взглядом свое отражение. На него смотрел высокий мужчина с каштановыми волосами до плеч и холеными усами, очень представительный в своих краденых сапогах. Рек натянул через голову перевязь и вдел в нее меч в черных с серебром ножнах.

– Герой, да и только, – сказал он с кривой усмешкой своему отражению. – Хоть картину пиши.

Он вынул меч и сделал выпад, косясь на зеркало. Запястье не утратило гибкости, и хватка оставалась твердой.

– Фехтуешь ты недурно, – сказал он себе, – этого у тебя не отнять.

Он взял с подоконника серебряный обруч – свой талисман, похищенный некогда в лентрийском борделе, – и надел себе на лоб, откинув за уши темные волосы.