Свет – Тьма - Елена С. Равинг Страница 30

—Что?..

Страх перерос в тихий, всепоглощающий ужас.

Я смотрела на странного человека широко распахнутыми глазами, с каждым мгновением всё больше поражаясь его осведомлённости о событиях, произошедших в моей жизни. Я ведь ещё никому ничего не рассказала: ни отцу, ни матери, ни тем более друзьям, которых у меня было немного, хотя с того момента прошло уже больше недели. Ваня тоже молчал, я была в этом уверена, иначе его лучший друг давно бы позвонил с расспросами. Так что для окружающих мы по-прежнему оставались парой.

А может, старик тоже был чокнутым, как и все в этом заведении? Говорил общие фразы, подходившие к жизни любой молодой девушки, и лишь случайно попадал в точку, поскольку я сама связывала их с определёнными событиями?..

—Не суди юродивых слишком строго,— мягко изрёк он, снова прочитав мои мысли.— Богу с ними общаться проще, ведь их разум не наполнен ненужными домыслами. Конечно, не все они божьи люди, но и не все не ведают, что говорят…

—Семёнова!

Я резко повернулась к позвавшему меня санитару, и библия соскользнула с колен, тяжело стукнувшись о бетонный пол. Гулкое эхо мигом разлетелось по холлу, потревожило безмолвные стены, волной прокатилось по пустым коридорам и затихло где-то на дальних лестницах, перепугав и меня, и немолодого санитара. Я быстро кивнула ему — мол, иду — и развернулась обратно к старику, желая закончить интригующий и одновременно ужасающий разговор.

Но того рядом уже не оказалось…

Я растеряно огляделась. В довольно большом холле не было ни души, кроме меня, санитара и прикорнувшей за столом возле выхода на лестницу медсестры, которую не разбудил даже громкий хлопок. Это вновь заставило меня нервничать — старику просто некуда было деться, но он пропал так же внезапно и бесшумно, как и появился…

В памяти мгновенно всплыл образ странного человека из клуба, который неожиданно появлялся и исчезал, подобно миражу в пустыне, и словно сошёл со страниц старинных книг про древних волшебников и магов. Кстати, внешне они тоже были похожи — светлыми одеждами и седыми волосами. На этом сходство заканчивалось, поскольку лицо того человека-призрака я не разглядела в мерцавшем и переменчивом свете, а мой нынешний случайный собеседник казался совершенно обычным, если не считать слишком гладкой для его возраста кожи.

Так куда же он делся?..

—Вы Елизавета Семёнова?— спросил санитар, подойдя вплотную к единственному человеку, находившемуся в холле.

Ко мне.

За перепуганными мыслями я совершенно забыла, что он только что позвал меня. И что я даже ответила.

—Да, я… А вы не видели, куда он ушёл?..

—Кто?— мужчина уставился на меня непонимающим взглядом.

—Ста…

Я осеклась.

В здании психиатрической клиники для здоровья полезнее было молчать, даже если передо мной стоял всего лишь санитар, а не доктор Лазаревский с его злополучным блокнотом.

—Н-неважно,— чуть заикаясь, пролепетала я.— Показалось…

Я быстро подняла с пола книгу и, сунув её в сумку, последовала за тихо матерившимся мужчиной, возмущённым, что ему пришлось вести незадачливую посетительницу чуть ли не за ручку. Он открыл замок и проводил меня недовольным взглядом, после чего дверь за моей спиной угрожающе захлопнулась.

Внутри по-прежнему царили спокойствие и обыденность. За несколько дней в палате ничего не изменилось: мебель стояла на старых местах, стены удручали противно-серым цветом, а немногие мамины вещи располагались в том же порядке и лежали там же, нетронутые и неиспользованные. Даже баночка с кремом на тумбочке не сдвинулась ни на миллиметр с тех пор, как мама её туда поставила. Казалось, за столетия в этой больнице тоже ничего не изменится, и, если зайти сюда через век или два — всё останется прежним, только ещё больше одряхлеет и облупится.

Я думала, что застану маму в постели, как после последнего срыва. Но я ошиблась. Она сидела на самом краешке и что-то увлечённо крутила в руках. С порога я не смогла разглядеть, что именно — слишком крохотным был предмет. Но сейчас и не особо интересовалась.

—Мама!— воскликнула я с радостью и волнением, тут же забыв про неприятный инцидент в коридоре.

—Здравствуй, Лизонька!— она встрепенулась и подняла на меня совершенно ясные глаза.— Как хорошо, что ты пришла!

Я искренне удивилась.

Сегодня мама не выглядела уставшей или отрешённой, как прежде, а наоборот — в ней будто прибавилось энергии. Взгляд стал более осмысленным, цвет лица — посвежевшим, осанка — прямой и уверенной. Да и настроение вроде улучшилось.

Может, так подействовали лекарства?

Во время последнего курса она была подавлена и выглядела плохо, так что, наверное, Лазаревский назначил какой-то новый препарат, о чём мы с отцом пока не знали. Точнее, не знала я, ведь каждый свой шаг он должен был согласовывать с папой. В любом случае меня порадовала эта положительная перемена. Если так пойдёт и дальше, может, обещания доктора, наконец, сбудутся и он отпустит её домой?

Бросив сумку на пол, я осторожно присела рядом, неосознанно немного побаиваясь маму после того случая. Не обращая внимания на напряжённость, она нежно меня обняла, прижала к мягкому халатику в цветочек и несколько минут мы просто сидели, не шевелясь и ничего не говоря друг другу, словно не виделись целую вечность. Я вновь остро ощутила, как сильно скучала по ней всё это время и как мне её не хватало. Страх быстро прошёл, и я позволила себе расслабиться, наслаждаясь такими редкими и такими желанными материнскими объятиями.

—Что-то случилось, дочка?— наконец, спросила она, почувствовав моё настроение, отстранилась и положила руки на плечи.

Они оказались пусты, как у искусного фокусника.

—Мне так нужно поговорить с тобой, мам. Я совсем запуталась…— всхлипнула я, при этом мучаясь сомнениями, стоило ли вообще ей о чём-то рассказывать.

Хотя именно для этого я сюда и приехала. Я испытывала почти физическую необходимость поделиться с кем-то своими страхами и видениями, а также всем, что накопилось в душе. И так уж вышло, что сейчас мама являлась единственным человеком, которому я могла бы довериться и кто смог бы меня понять, ведь мы страдали схожим бредом. Я знала, что мама нездорова. Я знала, что нездорова я. Однако впервые в жизни я испытывала потребность услышать её мнение, чтобы понять, как с этим справиться. К сожалению, справиться с её безумием я не могла.

—Рассказывай, Лизонька, рассказывай,— она улыбнулась чистой, наивной улыбкой.

—Столько всего случилось за эти дни…— начала я, но замолчала, не понимая действий матери, которыми она сопровождала моё повествование.

Она нежно погладила меня по волосам, едва коснулась всё ещё нывшего виска и грустно улыбнулась, сразу став до невозможности печальной.

—Вы с Иваном расстались.

Мама сказала это так уверенно, словно по-другому и быть не могло. Я вздрогнула. Меня бросило сначала в холод: заледенели пальцы рук, онемели ноги, а по спине прокатился неприятный озноб, застряв где-то на затылке. А потом в жар: мне стало дурно, щёки запылали, а кожа покрылась испариной.