Нашествие ангелов. Книга 1. Последние дни - Сьюзен И Страница 30

— О, прости, — сладким голосом говорю я. — Что, не понравилось? А я думала, ты этого и хотела. Зачем еще стала бы лапать моего парня?

Небольшая толпа вокруг нас растет с каждой секундой. Что ж, давай, детка, действуй. Приходите посмотреть на шоу уродов. Раффи исчезает в растущей толпе, осторожно застегивая рубашку. Вид у него еще мрачнее, чем во время прошлой драки.

Анита беспомощно смотрит на Раффи, широко раскрыв глаза. У нее вид испуганного котенка, загнанного в угол. Бедняжка. Я начинаю сомневаться, сумею ли я выполнить задуманное.

Потом она переводит взгляд на меня. Удивительно, с какой быстротой может меняться выражение ее лица в зависимости от того, на кого она смотрит. Сейчас эта женщина просто брызжет слюной от ярости. Анита направляется ко мне, и ярость переходит в бешенство.

Порой потрясает, сколько злобы может таиться даже в самой красивой женщине. Или она чертовски хорошая актриса, или у Тра-Тру какие-то свои скрытые мотивы. Уверена, она даже не знает о предстоящей драке. Зачем делиться прибылью, когда можешь просто отомстить? Наверняка это далеко не первый раз, когда Анита унизила Тра-Тру. Впрочем, я ни на секунду не поверю, что их чувства от этого хоть как-то пострадали.

— Думаешь, что бы ты ни делала, парень вроде него хоть раз на тебя взглянет? — Теперь Анита швыряет в меня мокрой рубашкой. — Хорошо, если какой-нибудь одноногий старик тобой заинтересуется.

Что ж, похоже, я все-таки сделаю, что хотела.

Я слегка наклоняюсь, чтобы рубашка точно в меня попала.

А потом мы бросаемся в бой, во всей своей женской красе — таскаем друг друга за волосы, осыпаем пощечинами, рвем одежду, царапаемся и визжим, словно свалившиеся в яму с грязью девчонки из группы поддержки.

В этом безумном танце мы налетаем на ванну с водой. Она опрокидывается, заливая все вокруг.

Анита спотыкается, продолжая цепляться за меня, и мы обе падаем. Сцепившись, катаемся по земле вокруг ванн.

Трудно выглядеть достойно, когда твою голову тянут за волосы. Я пытаюсь изо всех сил делать вид, будто дерусь по-настоящему. Толпа безумствует, крича и аплодируя. Я замечаю Тра и Тру, которые буквально сияют от счастья.

И как проиграть в такой драке? Разразиться рыданиями? Упасть лицом в грязь, свернуться в клубок и дать противнице себя исцарапать? Я в полной растерянности.

Мои мысли о том, как выйти из боя, прерывает выстрел.

Он раздается где-то в стороне, но достаточно близко для того, чтобы все замерли.

За ним следуют еще два выстрела, один за другим.

А потом в лесу эхом отдается крик. Очень человеческий и очень испуганный.

В кронах деревьев шелестит ветер. В моих ушах гулко стучит кровь.

Несколько мгновений все вглядываются в сумерки, широко раскрыв глаза, словно ожидая появления чудовища из кошмара. Затем, как по команде, в лагере воцаряется хаос.

Солдаты, хватая оружие, бегут в ту сторону, откуда раздался крик. Все говорят одновременно, кто-то кричит. Всеобщий шум и замешательство граничат с паникой. Здесь не одни собаки, но и люди не настолько хорошо обучены, как хотелось бы Оби.

Анита слезает с меня, широко раскрыв глаза от ужаса, и устремляется следом за самой большой толпой в сторону столовой. Я поднимаюсь, разрываясь между желанием узнать, что происходит, и спрятаться в относительной безопасности среди бегущих.

Неожиданно рядом со мной появляется Раффи.

— Где крылья? — шепчет он.

— Что?

— Где ты их спрятала?

— В дупле.

Он вздыхает, с трудом сохраняя терпение:

— Где именно?

Я показываю туда, где скрываются последние из солдат.

— Можешь объяснить, как его найти, или тебе нужно показать?

— Нужно показать.

— Тогда пошли.

— Прямо сейчас?

— Разве это не самый подходящий момент?

Я оглядываюсь вокруг. Все хватают снаряжение и бегут в здание. Никто не обращает на нас внимания. Никто не заметит, если мы исчезнем среди этой сумятицы.

Впрочем, сумятица возникла явно не просто так.

Похоже, мои мысли отражаются на лице, поскольку Раффи говорит:

— Либо скажи, либо покажи. Немедленно.

Сумерки быстро сменяются темнотой. У меня бегут мурашки при мысли о том, что придется идти ночью по лесу, где так страшно кричал вооруженный солдат.

Но я не могу позволить, чтобы Раффи сбежал без меня.

Мы пробираемся в сгущающейся темноте к ближайшей лесной тропинке и бежим на цыпочках сквозь кусты.

В лесу слышится беспорядочная стрельба из нескольких ружей. Возможно, ускользнуть этим путем не самая лучшая идея.

Словно этого мало для того, чтобы как следует меня напугать, в наступающей ночи раздаются

крики.

Когда мы пробегаем через лагерь и оказываемся среди деревьев, наступает тишина. Не слышно ни шороха, даже птицы или белки не нарушают безмолвия. Быстро темнеет, но света еще достаточно, чтобы увидеть жуткую картину.

На крик побежали около десятка солдат. Теперь на ногах стоят только пятеро.

Остальные лежат на земле, словно сломанные рассерженным ребенком куклы. И, как у сломанных кукол, у них не хватает частей тела — руки, ноги, головы. Из рваных ран торчат окровавленные кости.

Все вокруг забрыэгано кровью — деревья, земля, солдаты. В сгущающейся темноте уже не различить цветов, и кажется, будто: с ветвей стекает масло.

Оставшиеся бойцы выстроились в круг, выставив перед собой ружья.

Направление их стволов кажется мне странным. Не прямо или вверх, как если бы противник шел пешком или летел. Не смотрят они и в землю, как если бы солдаты не собирались стрелять.

Вместо этого стволы наклонены, словно цель находится на уровне пояса. Горный лев? В этих холмах есть горные львы, хотя их редко можно увидеть. Но эти животные не устраивают подобной бойни. Может, дикие собаки? Но опять-таки сцена выглядит неестественно. Скорее похоже па итог яростного смертоносного нападения, чем на результат охоты или оборонительного боя.

Я вспоминаю слова Раффи о том, что на ту семью могли напасть дети. Но вооруженные солдаты нипочем не испугались бы банды детишек, как бы те ни одичали. Выжившие так напуганы, что кажется, они ударились бы в бегство, если бы не парализующий страх. Сжимающие ружья пальцы побелели, локти плотно прижаты к бокам, словно для того, чтобы подавить дрожь в руках, и люди держатся тесной группой, будто косяк рыбы в непосредственной близости от хищника.

Никакие естественные причины не вызовут подобного ужаса. В нем есть нечто мистическое, словно бойцы страшатся лишиться разума, лишиться души.