Будущего нет! Кошмар наяву - Александр Голодный Страница 30

– Когда?..

– Двадцать шестого августа девяносто четвертого года.

Александров на мгновение замолчал, на его щеках вспухли упрямые желваки:

– Поэтому тот август ты проведешь рядом со мной. Не расставаясь ни на миг, чтобы не случилось. И мы вместе отпразднуем шестой День Рождения дочери.

– Шестой?..

Что-то ее зацепило. Получается, она родит… должна родить…

– Сережа, какого числа ее День Рождения?

– Шестнадцатого августа. Ровно за…

Сержик продолжал говорить, но она уже не слышала, мысленно считая. Родила (родит?) в восемьдесят восьмом. А забеременела…

Лена резко остановилась, лихорадочно пересчитала даты. Нет, все правильно. Получается…

– Сережа, его не будет.

– Что?

– Такого будущего не будет.

Он неверяще смотрел ей в глаза. Господи, какой непонятливый!

Стыдливо помявшись, вспомнив про родинки, Аленка продолжила:

– Мы должны были… ну, вместе переночевать. Девять месяцев, Сережа, по срокам. Посчитай сам!

Для надежности загибая пальцы, Александров произвел подсчет. Получается…

– Ты помнишь, что в субботу Инги не было?

– Да. Я еще хотел спросить, но сначала болела голова, а потом уснул.

– Она была в командировке, приехала сегодня утром.

Заалев щеками, Лена призналась:

– Я хотела оставить тебя у себя, Сержик. На ночь.

Совсем смутившись, снова спрятала лицо на груди парня.

– Ты же никак не признавался, что любишь меня.

– Я люблю тебя, Аленушка.

– Вот. А раньше сказать не мог?

– Если бы я сказал раньше…

Она поняла:

– Мы бы точно…

Сергей кивнул:

– И у нас через девять месяцев родилась бы дочь.

– Но ведь мы…

– И она родится только тогда, когда мы сами это решим.

Осознав случившееся, Сергей глубоко вздохнул. Отчаяние безнадежности рухнуло, рассыпаясь, с его плеч. Будущее можно изменить! Оно уже изменено. Разве что они в этот месяц… Нет! Лучше завязать узлом. Как бы его не тянуло к суженой (жене!), ради будущего можно потерпеть. Например, до свадьбы.

В троллейбусе они, плотно прижавшись друг к другу, обнявшись, молча простояли у окна. Подходя к дому, Александров спросил:

– Инга сильно ругалась?

– Очень. Я ничего не могла объяснить, а она… Она действительно выгнала меня из дома. Сейчас, наверное, и тебе достанется. Только ты молчи, не спорь!

– Хорошо, Алена.

И только зайдя в квартиру, Сергей вспомнил смутившую его деталь:

– Аленушка, я ведь про носки забыл, пришел в портянках.

Она улыбнулась:

– Ничего страшного. Раздевайся, сейчас кое-что тебе принесу.

Елена прошла в комнату, что-то весело ответила на негромкий вопрос Инги Михайловны. Повесив шинель, положив на полочку шапку, он разулся, привычно и аккуратно намотал на голенища сапог портянки. Босиком стоять было некомфортно – пол в коридоре прохладный.

Наконец вернулась уже переодевшаяся в домашний халатик с пояском Лена.

– Вот, Сержик. Это я тебе в подарок сама связала. Теплые, на зиму.

В протянутой руке лежала пара шерстяных носков.

– Померяй.

Они пришлись как раз впору, сразу согрев ноги.

– Спасибо, любимая. Рукодельница моя…

Обняв милую, Александров благодарно ее поцеловал.

– Вот, носи… Все, пойдем к тетушке.

Войдя в комнату, Сергей потупился под взглядом суровых глаз.

– Здравствуйте, Инга Михайловна.

– Здравствуйте, Сережа.

Посмотрев на девушку, дама распорядилась:

– Лена, иди посиди в своей комнате, нам надо поговорить.

Тревожно глянув, Аленка скрылась за дверью.

– Присаживайтесь, Сережа.

Он осторожно опустился на край дивана.

– Сережа, я не хочу вторгаться в ваши с Еленой отношения и к чему бы то ни было вас принуждать. Но для Лены я сейчас самый близкий человек и мне глубоко небезразлично ее будущее. Она к вам относится очень хорошо. И, насколько я вижу, вы к ней тоже. Ведь так?

– Да, Инга Михайловна.

Решив быть честным до конца, Сергей добавил:

– Я люблю ее.

Вот этого признания строгая дама точно не ожидала. Что-то дрогнуло в серых глазах, и изменившимся тоном она спросила:

– Как тогда понять то, что между вами произошло?

И что ответить? Страшную правду, включающую будущее самой Инги? Нет.

– Этого больше не повторится. Я обещаю.

Взгляд окончательно подобрел, тетушка лишь укоризненно покачала головой:

– Ох, Сережа-Сережа… У Лены еще ветер в голове, но вы-то, серьезный, дисциплинированный человек, и вдруг такие глупые размолвки… Уехала на четыре дня, называется.

– Я сожалею, Инга Михайловна. Извините.

– Хорошо, больше не будем об этом. Я рада, что недоразумение благополучно разрешилось.

Прижавшись друг к другу, молодые люди сидели на кровати и тихо беседовали:

– Сильно тебя ругала?

– Нет. Она больше беспокоилась за тебя, Аленушка.

– Ты бы слышал, как она меня отчитывала, когда приехала и узнала, что… А я ничего не могу ответить, только реву и повторяю, что ты ушел насовсем.

– Я не видел тогда другого пути. Не знал, что мы уже начали менять будущее.

– Я понимаю. Но так тяжело поверить… Сержик, а что ты еще про меня знаешь? Ну, оттуда?

– Не очень многое, милая. Это приходило отрывками. Вот видел твоих мать и отчима. Вообще запуганный мужик. Пьет по-тихому. Видел твою младшую сестру.

– Катю? Я ее почти не знаю. Она все время живет с матерью и своим отцом, встречаемся редко.

– Ты мне рассказывала. Там, в будущем. Как после развода с твоим папой мать оставила тебя заканчивать здесь школу, как Инга ругала тебя за оценки.

– По какому предмету?

– По математике и географии.

Алена потрясенно покачала головой:

– Правильно.

– Ты сомневалась? Инга же отправила тебя в универ, сама выбрав специальность, и потом насчет работы договорилась. Ты поступила на вечернее, потому что подзавалила учебу в десятом классе и не прошла на дневное отделение. Но причина была объективная – умирала бабушка.