Игрушки для императоров. Лестница в небо - Сергей Кусков Страница 30

– Или ты передумал? – с иронией поддела она.

– Нет. Я просто подумал, что если вы меня не примете…

– То ты самостоятельно догонишь программу, – мурлыкнула она, чуть прищурившись. – У тебя такие показатели, что…

– «Что»? – Я напрягся.

– Очень хорошие показатели, – ушла она от ответа. – Если б ты был девочкой, я бы пророчила тебе быстрый рост до звания офицера. А так, извини, покойникам и психам оно ни к чему.

Вот стерва! Достала уже! Я про себя выругался.

– Завтра в половине девятого я подъеду к углу вон того дома, – продолжала она, игнорируя мое раздражение. – Не будешь готов, доложу, что передумал.

– Я не передумал! – огрызнулся я.

– Тогда привыкай к порядку. В половине как штык.

– А почему опять ты? Тоже какая-то проверка? Я что, сам не могу добраться?

Она рассмеялась:

– Нет. Просто тестирование тебя корпусом – штука секретная. Не хотелось, чтобы ты лишний раз светился в воротах и показывал всем нашу в тебе заинтересованность. Дворец – гадючник, сплетни по нему расходятся молниеносно. А дальше выходят за его пределы. Кстати, мой рабочий день официально начинается тоже с девяти, – продолжила она. – И мне тебя подбросить не сложно, все равно по пути. До завтра.

– До завтра.

Ошалевший, я вылез из машины. Люк опустился, и та тронулась в противоположном от моего подъезда направлении.

М-да-а-а-а!

Следующий день начался с того, что я чуть не проспал. Сглазила!

Когда я, застегивая рубашку на ходу, мчался к машине, часы показывали тридцать четыре минуты. Сеньора еще была на месте, но уже развернулась, двигатель работал. Люк был открыт, я сиганул в него и только после этого отдышался.

Ее глаза насмехались: «Я же тебе говорила?»

Пусть издевается, виноват. Она подождала, не уехала, а это главное.

Когда мы уже тронулись, я соизволил обратить внимание на нее саму, на ее внешний вид. Тот поражал воображение.

Легкая блузка с огромным, просто шикарным декольте почти до пупка, в котором виднелась не менее шикарная грудь. Ого! Под форменной блузкой я ничего такого не заметил (да и до того ли было), оно и понятно – форма есть форма. Теперь же, когда она оделась в гражданское, я сполна оценил достоинства сеньоры майора. Еще под блузкой был лиф, прозрачный, как у Бэль, незаметный, но тоже поддерживал грудь, делая ее еще аппетитней, а при ходьбе, когда та начнет колыхаться…

Я представил себе эту картину. М-да, все мужики будут однозначно ее! Определенно. Далее сеньора была одета в короткую белую юбку выше колена с разрезом сбоку. Разрез находился как раз с моей стороны, я сполна оценил красоту ее ног. Немного мускулистые, впрочем не чрезмерно. В остальном же длинные, ровные и красивые. Никакого намека на целлюлит и другие заморочки, из-за которых женщины трясутся, на которые мужчины, правда, не обращают внимания, у нее не было. Юбка достаточно короткая, чтобы произвести эффект на вечеринке, но достаточно длинная, чтобы не походить при этом на шлюху. В ее возрасте носить подобное опасно – слишком легко перейти незримую грань. Катарине удалось удержаться.

У нее есть вкус, талант красиво и правильно одеваться и краситься. Накрашена она была не броско, но в то же время так, чтобы в случае нужды поколдовать над собой минимум времени и получить максимум эффекта. Так тоже может далеко не каждая.

«Cojonudo, а ведь она совсем не старая!» Эта мысль явилась для меня откровением. Вместо суровой сеньоры майора, способной двумя пальцами скрутить в бараний рог самого Кампоса вместе с дружками, рядом со мной сидела красивая сексуальная, пусть и немного старше меня женщина. Она говорила «мой бывший взвод». Значит, основной контракт уже завершила. А контракты в корпусе стандартные, до тридцати пяти лет, после этого считается, что бойцы теряют форму. Очевидно, ей где-то между тридцатью пятью и сорока. Возраст, когда женщина может все и никому при этом ничем не обязана. Успешная, состоявшаяся, живет для себя (за пределами работы, конечно). Наверняка ею интересуются ОЧЕНЬ хорошие мужчины. Самые разные, от тридцати и до плюс бесконечности. И самого разного социального положения: от богатых и очень богатых до баснословно и сказочно богатых.

– Что, Шимановский, оцениваешь? – усмехнулась она, не выдержав моих откровенных разглядываний. Слонику понятно, ей мой интерес приятен. Я и не стал отпираться.

– Отпад! По какому случаю праздник?

– У меня выходной, – бегло пожала она плечами. – Теоретически. Практически на мне ты. Потому сразу после работы я поеду по своим делам. Надеюсь, ты будешь умненьким мальчиком и не станешь меня задерживать отрицательными результатами тестов, Шимановский?

Тональность ее голоса отдавала весельем, но тайное и весьма холодное предупреждение я получил. И решил повыкаблучиваться.

– А если стану? – Я демонстративно развалился в кресле, напустив на себя бесшабашный вид заправского мачо. – С чего бы я такую красоту от себя отпускал? Если она при мне – так при мне. Вот когда твои «дела» попросятся в корпус, да когда к ним тебя приставят… А пока пусть рот не разевают!

– Ай-ай-ай, Шимановский! – Она покачала головой, принимая игру. – Как не стыдно! Я почти в два раза старше!

– Любви, между прочим, все возрасты покорны! – констатировал я, вспоминая книгу афоризмов.

– Пушкин.

– Что? – не понял я.

– Я говорю, Пушкин. Был такой русский поэт. Произведение – «Евгений Онегин».

И она процитировала на почти чистом русском, лишь с небольшим акцентом:

Любви все возрасты покорны,

Но юным, девственным сердцам

Ее порывы благотворны,

Как бури вешние полям.

Кстати, выдающаяся вещь. Каждая строфа написана по определенной схеме, с определенной последовательностью заглавных букв. Легко читается, и очень трогательно.

– Ты любишь русскую классику? – опешил я.

Она бегло кивнула.

– И не только русскую. Но ваша вся пронизана духом романтизма, ожидания чуда, чего-то светлого! Не могу это описать. Ваша классика более идеалистична, что ли.

Она задумалась.

– Но Пушкин мне не очень нравится. Я больше люблю Достоевского.

Я знал Достоевского. Но читал только о нем самом и о его творчестве.

– Это прозаик, он не писал стихов.

Сеньора Катарина безразлично пожала плечами:

– Ну и что? Зато КАК писал! Кстати, Шимановский, почему ты так уверен, что потянешь меня? – усмехнулась вдруг она, меняя тему.

Я обернулся и в упор разглядел ее раздевающим взглядом. Самым горячим и пренебрежительным, на который был способен.

– А почему бы и нет, малышка! – Наглеть так наглеть. – Влегкую!