Таинственные земли - Дэйв Дункан Страница 30

Он плакал не сдерживаясь.

Здесь крылась какая-то тайна, которую он не мог постичь. В конце концов, он всего лишь туповатый конюх, в лучшем случае – помощник управляющего имением, заброшенный далеко от дома, оставшийся без помощи и без надежды. Теперь Инос казалась ему еще более далекой, а сам он – еще более жалким. Даже двоим своим спутникам он не мог доверять.

Это он стал причиной смерти невинного ребенка. Его невежество убило девочку.

Мир оказался гораздо непонятнее и сложнее, чем предполагал Рэп.

К двери одной я не нашел ключа,

В одну завесу всматривался зря,

Пустые речи о тебе и мне я слышал,

Прежде чем исчезли ты и я.

Фицджеральд. Рубай Омара Хайяма (32, 1879)

– Ну успокойся, детка, – проговорила Инос. – Тише, дай-ка мне взглянуть на твое копыто. Все это лишь игра. – Она соскользнула с седла и попыталась утешить Сезам, похлопывая ее по шее. – Прости, девочка, прости!

Сезам закусила удила и упрямо попятилась, цокая копытами по отполированной ветрами гальке. Прошло несколько минут, прежде чем кобыла позволила успокоить себя. Сезам была одной из самых смирных лошадей, с какими доводилось иметь дело Инос, но в этот момент она словно спятила, и не без причины.

Единственной растительностью поблизости был колючий кустарник, привязывать поводья к которому не имело смысла. Вокруг, насколько хватало взгляда, простирался песок и камень, горячий, как свежеиспеченный хлеб. Зной растекался по пустыне, как озеро расплавленного свинца. Он вызывал серебристые миражи, затуманивал скалистые хребты, жег глаза. Агонисты казались еле заметными призраками, увенчанными снеговыми шапками.

Сезам все еще приплясывала на месте, встревоженная отсутствием других лошадей, и, возможно, не верила, что Инос найдет дорогу домой. Добыча скрылась за перевалом, преследуемая собаками и охотниками; конюхи и псари остались далеко позади. Тишина вернулась к голым холмам, воздух был неподвижным и жестким, слишком горячим для дыхания и пропахшим пылью.

Инос вытащила фляжку и откинула покрывало, чтобы напиться. Здесь, на холмах, она не отказывалась закрывать лицо – так делали все ее спутники, даже Азак. Она остановилась под предлогом осмотра копыт Сезам, но, пока вокруг никого не было, тщательно разыгрывать свою роль не требовалось. Встряхнув фляжку, Инос одарила ее презрительным взглядом, поняв, что та почти пуста. Небо над головой казалось пугающе громадным, и Инос вообразила себе, какой она может показаться Богам – крошечной, едва приметной точкой среди голых камней.

Она вернула на место фляжку и вытерла лицо рукавом. День выдался тяжелее, чем обычно, – Инос вновь задумалась, чего надеялась добиться, варясь живьем в пустыне. Уже больше двух недель она томилась в Араккаране, самой роскошной из темниц Пандемии, и за эти две недели, по-видимому, не достигла ровным счетом ничего: ни для Краснегара, ни для собственного удовлетворения, ибо не удостоилась даже разговора один на один с Азаком, на который так надеялась.

Вероятно, ее усилия так и не оправдаются: султан Азак целыми днями пропадал на охоте, а по вечерам закатывал пышные пиры, приглашая своих братьев, дядей и кузенов. Когда же он выкроит время, чтобы узнать хоть что-нибудь о мировой политике? А может, он просто необразованный дикарь, более невежественный, чем сама Инос?

– Упрямица – вот кто я такая! – заявила Инос, обращаясь к Сезам. – Я просто не желаю сдаваться! Не хочу ползти обратно к Кэйд, признаваться, что мне ни разу не удалось загнать этого человека в угол, сколько бы я ни пыталась. – Да, в упрямстве принцесса могла соперничать только с одним некогда известным ей фавном.

Насколько было известно Инос, дела у Кэйд тоже продвигались неважно. Она целыми днями учила придворных дам искусству устраивать чаепития и приемы в дамских салонах, и колдунья поощряла подобное введение имперских обычаев. Положение в Краснегаре не изменилось – по крайней мере, так говорила Раша. Разумеется, понадобился бы целый месяц, чтобы новости достигли Кинвэйла. А чтобы пересечь всю Пандемию, требовались годы, так что новости известные колдунье, были наиболее свежими.

– Но какое мне дело, детка? Нет, ты объясни. – Инос потрепала потную шею лошадки. – Лучше я сама скажу, почему мне неймется – потому, что я не желаю терять время сидя рядом с Кэйд, распивая чаи, поглощая пирожные, старея и толстея!

Сезам громко фыркнула, выражая недоверие.

– Да, на этот счет у тебя свое мнение, – признала Инос, оглядываясь и не замечая ни единой перемены в пустынном ландшафте. – Сидеть под крылышком Кэйд гораздо удобнее, а здесь, вероятно, я состарюсь еще быстрее. Так что ты абсолютно права: я поступаю по-своему потому, что желаю доказать – я ни в чем не уступлю этим волосатым бабуинам.

Сезам тряхнула головой и попятилась.

– Вот как? Ты возражаешь? И считаешь, что им до этого все равно нет дела?

Новизна уже притупилась, и теперь принцы сторонились Инос. Возможно, она даже раздражала их, подавая дурной пример местным женщинам. Некоторые из мужчин помоложе по-прежнему беседовали с ней, хотя выбирали темы, которые были бы немыслимы в Кинвэйле. О браке заикался лишь один из них, молодой Петкиша, но в последнее время он куда-то пропал. Инос надеялась, что между его предложением и исчезновением нет связи.

По крайней мере, теперь она узнала, что и в Зарке женщины могут выходить замуж. Браки были редким явлением, они мало что меняли и все-таки считались возможными. Знать об этом было отрадно.

– Ты совершенно права, – решительно заявила Инос лошади. – Я поступаю так потому, что не хочу терпеть презрение невежественного дикаря-переростка. Он знает, что я давно желаю побеседовать с ним наедине, и намеренно уклоняется от разговора, но я буду преследовать его до тех пор, пока от моего вида его не станет тошнить.

Сезам недоверчиво вздохнула.

А затем вдалеке появился всадник – один из охотников возвращался. Он направлялся прямо к Инос, значит, уже заметил ее. Через несколько минут Инос узнала крупного мышастого жеребца принца Кара. Вот так сюрприз! Увидеть Кара на расстоянии, превосходящем длину его тени, можно было крайне редко.

Как обычно, Азак обогнал свиту и скрылся за горизонтом вместе с дядями и братьями, тщетно пытающимися нагнать его. Зачастую он отрывался даже от стражников в коричневых одеяниях. Возвращение Кара означало, что добыча настигнута; вскоре должны были появиться и остальные охотники.

Не прошло и минуты, как Кар без усилий осадил коня рядом с беспокойно приплясывающей кобылой Инос и одновременно спрыгнул с седла с грацией, которая предполагала происхождение от многочисленных поколений наездников. Он небрежно бросил поводья, отдав краткий приказ мышастому жеребцу, а затем потянулся, чтобы погладить шею Сезам, и она застыла словно по волшебству. Азак владел тем же искусством обхождения с лошадьми. Оно отличалось от волшебства Рэпа, но производило не меньшее впечатление.