Монохром - Сергей Палий Страница 30

— Ты, братец, либо сумасшедший, — сказал я, открывая глаза, — либо очень умный сукин сын, который ведает о вещах, незнакомых даже сталкерам-ветеранам.

— Вы готовы? — осведомился Лёвка, оставив мою реплику без внимания.

— Говори живее, что делать, — поторопил Гост.

— Следите внимательно. — Бывший отмычка приподнял зеркало перед собой на манер щита так, что верхняя кромка оказалась сантиметров на пятнадцать выше глаз. — Берите так же. Нам нужно пройти через площадь: возле торца одного из бараков есть слепая зона — там перегруппируемся. А пока идем шаг в шаг за мной и держим обратные стороны зеркал как можно ближе к лицу. Смотреть только на носки собственных ботинок.

— Не лучше встать в круг? — предложил Дрой.

— Нет, так по нам легче будет попасть. Сунуться за постамент солдаты не рискнут, а вот из-за кустов пострелять могут.

— О, ты умеешь поднять моральный дух отряда в трудную минуту.

— Чушь какая-то… — помотал головой Зеленый. — Не верю, что обыкновенные зеркала экранируют пси-поле «миражей».

— Решение большинства задач очевидно, если знать, под каким углом смотреть, — проговорил Лёвка. — Научного объяснения предоставить не могу, но я уже так делал.

Я почувствовал холодок в груди. Вспомнился миг, когда мы с Латой стояли у темных граней кристалла под Саркофагом, гадая, как применить сплавившиеся в причудливую конструкцию «бумеранги». Лёвка прав: некоторые загадки Зоны решаются просто. Отбрасываешь лишние варианты, и остается один. Правильный.

Отрывистый лай повторился уже ближе. Нужно торопиться. Наш проводник дал последнее указание:

— Если кто-нибудь из вас всё-таки попадет под гипнодействие «миража», ни в коем случае не отворачивайтесь, не жмурьтесь, не пробуйте закрыть глаза руками — бесполезно. Постарайтесь задержать дыхание. Кажется, недостаток кислорода замедляет реакцию воздействия этой пакости на сознание.

— То есть сдохнуть от нехватки воздуха? — усмехнулся Дрой. — Впрочем, чем не вариант. Пошли бодрей — терпеть не могу долго ждать.

Мы подняли зеркала и приготовились следовать за Лёвкой. Я почувствовал, как адреналин горячит кровь и в висках ритмично ухает сердечный бит. Постамент возвышался перед нами, словно скала, а за ним была смерть. Решиться выйти из-за спасительной фигуры Ильича оказалось не так просто: страх перед психотронными аномалиями сковывал внутренности морозом и заставлял выжидать секунду за секундой. Заставлял задаваться вопросом: вдруг мы в последний раз видим это, пусть свинцовое от низких туч, но все же небо?

Я опустил глаза и уперся взглядом в остатки штампа на серой амальгаме. Обратные стороны зеркал — непривлекательны. Шершавая серость, царапины, грязь…

— Коломин!

Крик заставил вздрогнуть, опустить зеркало и резко обернуться.

Остальные сделали то же самое. Гост, Дрой. Зеленый, Лёвка. Мы впятером синхронно крутанулись на каблуках, чтобы заметить, как из распадка показался военный в форме спецподразделения «Пыль» — мне доводилось видеть такую на гарнизонных шишках, с которыми пару раз имел дело Фоллен. Ребята из «Пыли» курировали основные оборонные направления, связанные с Зоной, и слыли неплохими бойцами. Под их прикрытием полгода назад работали «чистонебовцы», когда занимались проектом «Бумеранг».

Офицер, окрикнувший кого-то по фамилии Коломин, был облачен в цифровой камуфляж. Специальная ткань меняла тон и яркость в зависимости от окружающей среды, чем увеличивала визуальную маскировку носителя и сильно затрудняла жизнь вражеским снайперам. Правой рукой «пылевик» поддерживал за длинный ствол навороченную гаусс-винтовку, висевшую на специальном плечевом ремне, в левой сжимал петлю поводка. Матерый доберман скалился и фыркал. Нас разделяло метров пятьдесят.

— Нарядный, — не удержался от комментария Дрой. — А кто такой Коломин?

Я глядел сквозь стекла маски на своих компаньонов.

Трое проверенных сталкеров и один молодой следопыт, знающий гораздо больше положенного. И все они обернулись на оклик. Только как теперь угадаешь, чью фамилию назвал военный из спецподразделения «Пыль»? С ходу, ясное дело, все подозрения падали на Лёвку, но Зона давно научила меня не доверять эмоциям. Зачастую истина выглядит совсем не так, как мы ее представляем.

— Коломин, не дури, — повторил офицер и стал готовить винтовку к выстрелу, не спуская, однако, пса. — Мы знаем про неудачную операцию. Всё знаем.

— К кому конкретно из нас обращаются, предлагаю разобраться позже, — нервно перехватывая зеркало, сказал Зеленый. — Мне, знаете ли, очень не по душе длинноствольная ебамба, которую заряжает этот хмырь. Если уж решили, так пойдемте через душегубку.

— Лихо ты поменял мнение, родной, — прищурился Гост.

— Я жить хочу, — резонно парировал Зеленый. — Возможно, я скажу банальность, но даже фаталистам нравится жизнь.

— Едва ли минуту назад ты видел впереди верную смерть. — Гост продолжал стоять на месте.

— Если существует хоть какая-то вероятность выжить, доверившись малóму, я готов рискнуть. — Зеленый решительно перехватил зеркало. — Потому что шансов увернуться от гаусс-снаряда — еще меньше. А доберман и во-он те хлопцы в камуфляжах, которые показались из пролеска, сводят к нулю остатки оптимизма. Я не Коломин, которого они ищут, так что скорее всего меня просто убьют…

— Хорош базарить! — бесцеремонно оборвал сталкера Лёвка, закрываясь отражающим щитом и выходя из-за постамента. — За мной. И осторожненько, без лишних телосодроганий. Буквально на цырлах.

Сердечное эхо затрепыхалось в висках сильнее. Я глубоко вдохнул через плотные фильтры, поднял перед собой зеркало и, осознав в последний момент, как дебильно выгляжу со стороны, шагнул на улицу Миражей.

Слепой страх — опасное ощущение. Нужно иметь крепкие нервы, чтобы справляться с ним. Когда видишь врага — можешь хотя бы приблизительно оценить его силу, прикинуть собственные возможности, просчитать тактику боя или отступления. Неведение такой привилегии лишает.

Ты остаешься один на один не с противником, а со страхом…

Мы топали следом за Лёвкой, заслонившись высокими зеркалами.

Наверное, приблизительно так в стародавние времена чувствовали себя спартанцы, прикрываясь от стрел щитами. Сопишь себе в рукоятку, разглядываешь неровности оковки или знакомую до боли щепку, лихорадочно молишься всевидящим богам или вспоминаешь любовные приключения — в зависимости от характера. Нынешняя картина отличалась лишь в деталях.

Я сопел в фильтры маски, разглядывал дурацкий штамп на амальгаме и вспоминал, как выглядит фэнтезийная деваха с обложки глянцевого журнала, вместо того, чтобы сожалеть об уходе Латы или, на худой конец, молиться. Что поделать, такова моя натура: если не могу контролировать положение, начинаю пестовать своих мозговых слизней.