Черные руны судьбы - Дмитрий Казаков Страница 30

Каждая ее фраза била Эрвина точно кнутом, и он вздрагивал, стоя с открытым ртом.

– Или вы ждали, что я вот так скакну вам в койку? – Корделия надвинулась, уперла руки в бока.

– Нет, я… – попытался возразить он.

– У меня, между прочим, есть жених, и осенью свадьба! – выпалила девушка. – Уважаемый, серьезный молодой человек, а не бродяга, явившийся с гор! Стоит мне только сказать ему, что тут произошло, и вы, трусливый господин, отведаете его кулаков!

Эрвин закрыл глаза – унижение было нестерпимым, сил не хватало даже на то, чтобы пошевелить губами, обратиться к Вечному за помощью, за тем, чтобы он даровал своему служителю, пусть неверному, не устоявшему перед соблазном, немедленную смерть. Он хотел провалиться сквозь землю, в бушующее пламя Хаоса, и боялся одного – заплакать.

– Но ладно, – Корделия, похоже, немного остыла. – Будем считать, что от удара по затылку в голове у вас помутилось, и вы находились не в себе, а на больных не обижаются, – голос ее изменился, стал тверже. – Если же вы, боязливый господин, заведете этот разговор еще раз, я скажу отцу, что вы ко мне приставали, и он вышвырнет вас на улицу!

Она развернулась, зашуршав юбками, а Эрвин остался стоять.

Издав сдавленный стон, он отступил на шаг и опустился на край кровати – нет, невозможно, не верится! Поднял руку, чтобы вонзить ее в собственную плоть, и вырвать из груди ставшее клубком боли сердце – все, на что он надеялся сегодняшней ночью, оказалось мороком!

Рухнуло, разбилось вдрызг…

Она его высмеяла, а он мечтал, думал… глупец!

Глаза жгло, но Эрвин держался, лишь тискал край тюфяка так, что тот едва не рвался под пальцами. Дышать было тяжело, что-то давило грудь, и в голове билось одно только слово – нет! нет! нет!

Или это Вечный наказывает его за мысли об отступничестве?

Сумел опуститься на колени, и начал читать молитву, самую первую, которой учат всех, кто верует в благого творца мира, создавшего его и обороняющего, заботящегося обо всех своих чадах:

– Вечность простерта над нами, и мы в ее ладонях! Свод небес над нами, и мы…

Когда закончил, стало немного легче, боль из сердца не ушла, но смог хотя бы связно думать.

Понятно, что это искушение, и искушение не по его силам, а значит, нужно уходить отсюда, причем как можно быстрее, и лучше прямо сейчас, чтобы его не попытались остановить. Нет ни необходимых в дороге вещей, ни денег, но это не страшно – Вечный будет питать того, кто в него верует, да и много ли надо скромному послушнику?

Он должен добраться туда, где ранее стояла Обитель Света, и выполнить задание.

Ну а дальше – будет что будет.

Он даже поднялся с кровати, собираясь немедленно двинуться к выходу, но тут порог переступил Корнелий.

– Доброе утро, ха-ха! – радостно заявил он. – Как себя чувствуете?

– Я… хорошо, – осквернять уста ложью было больно, словно отдирал присохшую корку с раны, Эрвин прекрасно осознавал, что это прегрешение, но сказать правду он просто не мог. – Прошу меня простить, господин, но мне нужно… я должен немедленно покинуть ваш гостеприимный кров.

Краснолицый лекарь выпучил глаза, отчего стал похож на рака, и заявил:

– А ну хватит говорить такое! Что случилось, на вас лица нет?

– Духовный долг зовет меня в дорогу, – юноша поклонился, надеясь, что это позволит скрыть заливающую лицо краску. – Помилуй Вечный, я должен продолжить странствие.

Помилуй Вечный – того, кто не перестает врать, не перестает грешить.

– Еще раз благодарю за все, что вы для меня сделали, – продолжил он, – но я должен немедленно идти…

– Нет, так не годится, видят Небеса! – решительно и громогласно заявил Корнелий. – Даже если допустить, что вы и вправду уйдете, мы накормим вас завтраком, и соберем кое-чего в дорогу, не отпускать же гостя вообще без всего?

– Нет, я недостоин… – забормотал Эрвин, но его уже не слушали.

– Дочка, ты где?! – гаркнул лекарь во всю глотку. – А ну беги сюда, вертихвостка, будем собирать молодого господина…

Не успел юноша и глазом моргнуть, как в комнате очутилась Корделия.

Что творилось дальше, он осознавал плохо, думал только об одном – чтобы грудь не разорвалась от боли, и чтобы не показать, как ему плохо, ни словом, ни жестом не выразить чувств. Его кормили, и он ел, чувствуя насмешливый взгляд девушки, затем долго благодарил и кланялся, уверял, что оправился от удара и вправду должен идти.

Корнелий ощупал Эрвину голову, заглянул в глаза и вроде бы остался доволен. Затем послушнику вручили плотно набитую суму, почти такую же, как была у него до первого дня в Кардифре.

– Ну, счастливого пути, ха-ха, – сказал лекарь, когда они оказались в прихожей. – Если будете в наших краях, молодой господин, то милости прошу, всегда интересно поговорить с умным человеком, узнать что-то новое. Эй, дочка, иди, обними нашего гостя на прощание!

– Нет! Нет! Не нужно! – воскликнул Эрвин. – Прощайте, да будет с вами Вечный!

Он развернулся и рванул к двери с такой поспешностью, что не рассчитал, и врезался в косяк. Схватился за ручку, мелькнуло удивленное лицо лекаря, а через мгновение юноша оказался на улице и заспешил прочь, не разбирая дороги, просто стараясь оказаться подальше от этого дома.

Он забудет Корделию, не вспомнит о ней никогда…

Но пока остается черпать силу в Первом Обращении Пророка Рагустина, за много веков до Второго Грехопадения сказавшего «И даруй нам силы отогнать страсти земные, ибо они много тяжелее страстей небесных, и всякий, облеченный плотью, склонен запутываться в них».

Чуть ли не самые мудрые слова из всех его прорицаний…

Утром караван двинулся дальше, и Халльвард занял место в седле.

Лес начал чередоваться с пустошами, и вскоре они встретили одну сожженную деревню, затем другую. Обе разграбили и спалили давно, и возможно даже «Стальные Лисы» в этом поучаствовали.

Судя по следам, люди тут были, вот только показываться на глаза они не спешили. Пару раз замечал, что из чащи за ними следят… то ли выжившие селяне, то ли разбойники.

Но у них хватало ума не нападать на гномий обоз.

Новый приступ подкрался незаметно… только Халльвард сидел верхом, а через миг он лежит на земле, а бок словно рвут клещами. Попытался сесть, но не смог, не сумел даже пошевелить пальцем, только весь взопрел, да занемел затылок.

– Э, ты чего это? – рядом объявился Пегас, его бородатая рожа отражала тревогу.

– Укладывай его на телегу! – долетел издалека крик Цайнеке. – Вардак, помогай!

Подскочил другой возчик, черноволосый и смуглый, и Халльвард поспешно закрыл глаза. Его подняли, бережно уложили на мягкое, и это мягкое принялось неспешно колыхаться и подскакивать.