Дезертир флота - Юрий Валин Страница 32

– Полумордый! Что расселся? – от лодок орал Глири.

Бойцы отряда уже выводили лодки на воду.

Квазимодо поморщился:

– Ладно, может, еще увидимся.

Фуа не ответил. Кажется, опять вырубился.

Квазимодо побежал к берегу. Сотник ждал, помахивая плетью:

– Что, целовались на прощание?

– Как можно, господин сотник. Я про аванка расспрашивал, вдруг еще появится.

– Добросердечный ты малый, как я посмотрю. Может, ты с ним останешься? Поддержишь товарища в беде?

– Как можно?! Куда ж я без вас? – изумился вор. – В одиночестве пропаду.

– А то смотри. Я могу тебя и оставить.

«Ага, интересно, ты мне руку или ногу рубанешь, когда оставлять будешь», – подумал Квазимодо, а вслух спросил:

– Господин сотник, а мне за попадание в аванка премия полагается?

Получив плетью между лопаток, Квазимодо охнул и кинулся садиться в лодку.

И почему запах чужого пота бывает настолько противным? Лодка с трудом двигалась вперед. Разговор давно увял, гребцы натужно работали веслами. Вор устал. Не выпускать так долго весло из рук оказалось занятием ужасно скучным. Предыдущие дни Квазимодо восседал на носу, по-командирски смотрел вперед. Сейчас тот период путешествия казался едва ли не полным благоденствием. Впереди еще половина дня, а руки уже ныли.

Маленькая флотилия из пяти лодок упорно продвигалась вперед. Правый берег стал выше, со скал свисали лианы и бесчисленные гроздья снежно-белых цветов. Иногда на скалах появлялись стаи мелких визгливых обезьян. Мерзопакостные животные насмешливо выли, скалились и пытались докинуть до лодок палки и мелкие камни.

– Говорят, эти хвостатые уродцы вкусные, – сказал Бубен. Он сидел перед Квазимодо и закрывал своей широкой спиной полмира.

– Кто говорит? – мрачно поинтересовался длинный солдат с «Морского ястреба». – Я в Скара пробовал обезьяну. Не мясо – одни жилы. И пресное. Дрянь.

– Тебе вместо обезьяны «желтка» подсунули, – предположил Квазимодо.

– У меня, Полумордый, в отличие от тебя два глаза. Вижу, что мне подают.

– Извини, – покладисто сказал вор. – Я не понял, как именно ты ее «пробовал».

– Это твоя мама с обезьяном пробовала, – обозлился солдат. – Сейчас садану веслом по морде – тебя с такой физиономией и назад в стаю не примут.

– Заткните пасти и гребите нормально, – рыкнул сидящий на корме десятник. Его мучила какая-то болезненная сыпь на руках, и мелкий начальник все время пребывал не в духе.

– Виноват, господин десятник, – сказал Квазимодо, – глупею. Это все от голода. Целый ведь день гребем. Разве на каше такой труд осилишь? Остановились бы хоть на денек, этих бы мартышек крикливых в котел настреляли. А после мяса можно уж и грести день и ночь.

– Ты язык-то попридержи, – мрачно посоветовал десятник. – Глири услышит – последнего зуба лишишься. Ты, Полумордый, эвфитон утопил? Теперь и сам-то кому ты нужен?

– Разве ж я утопил? – жалобно сказал Квазимодо. – Разбил проклятый аванк мое орудие в неравной схватке. Совсем осиротел я – эвфитона нет, штаны прорвались, плывем в глушь обезьянью.

– И то правда, – вздохнул Бубен. – Оборвались все. Неужто здесь никакой деревни или фермы не имеется? Я б рубашку себе новую добыл. Не думайте чего – заплатил бы все честь честью. Я приказ командора помню.

– Вы эти речи бунтовщицкие бросьте, – привычно рыкнул десятник. – Приказано – значит плывем. А про деревню или еще чего – я и сам не знаю. Нам Глири не докладывает. Так что гребите и языки свои засуньте поглубже в…

«Ага, удобно засовывать в пустое-то место», – подумал Квазимодо. Попытка прояснить цель похода опять не удалась. Впрочем, вор другого и не ожидал. Только сам Глири да, возможно, проводник знали истинную задачу отряда.

Течение реки усилилось, и двигаться против него стало труднее. Руки болели все сильнее. Прошлую ночь Квазимодо провел плохо. Как-то не спалось. Привык, видать, к Лягушке. Вот не повезло ныряльщику. Нога – это ведь тебе даже не глаз. Не выживет, наверно, фуа. Да и что за жизнь на одной-то ноге?

В последнее время Квазимодо все чаще вспоминал первые дни своего уродства. Боль, бред, ужас в моменты просветления. Сколько раз тогда жалел, что не сдох сразу.

Зудели москиты. Лагерь уже спал, костры почти погасли. Квазимодо тоже не торопился подсовывать ветки в свой костер. Опять Глири поставил зоркого одноглазого парня в первую ночную стражу. Доверие-то какое. Ну, сегодня вор был даже рад попасть в часовые. Хватит, натерпелся. Пора и за себя сыграть. А то доконают тебя эта гребля бесконечная да бескормица.

Вор, опираясь о копье, поднялся. Вот скат дохлый в рот Глири, и ноги, и руки ныли от усталости. Нет, точно, хватит вкалывать непонятно за что.

Квазимодо осторожно прошелся по спящему лагерю. Второй часовой клевал носом у своего костра, рядом неподвижно ссутулился «серый». Вор вернулся ближе к берегу. Огляделся – все спят. Лопата была заранее припрятана у крайней лодки. Со стороны реки доносились привычные всплески и уханье – в темноте охотился кто-то большой, к счастью, непосредственно людьми не интересующийся.

Стоя на коленях, Квазимодо сдержанно сопел и ковырял землю. Грунт здесь влажный, копать легко, но корни тростника уходили глубоко. Вор часто оглядывался – если кто подойдет, достоверно соврать, чем здесь занимается часовой, будет трудновато. Квазимодо выковырял несколько корней, но для надежности нужно накопать побольше. Корни походили на обычные луковицы – крупные, светло-желтые. Обрезанные стебли тростника приходилось «пересаживать» подальше в заросли – утром, при дневном свете, на следы может кто-то наткнуться. Подобных случайностей вор очень не любил.

Очередной раз, оглянувшись и проверив, как там, в лагере, Квазимодо вернулся к сбору аппетитных корешков и чуть ли не нос к носу наткнулся на незваного гостя. Из тростника осторожно выглядывал полосатый зверек размером с кошку. От неожиданности вор чуть не стукнул пришельца лопатой. Зверек отпрянул, но тут же потянулся к вскопанной земле. Нос его алчно шевелился.

– Что, чучело полосатое, тоже жрать хочешь? – сочувственно прошептал парень. – Давай-давай, пока я не заровнял.

Зверек, словно поняв, ухватил передними лапами червяка, принялся запихивать в рот. Квазимодо копал, поглядывая на забавного соседа. Полосатое существо осмелело, совалось чуть ли не под лопату, выхватывая червяков пожирнее. По расцветке зверек походил на енота, виданного Квазимодо еще за океаном, но движениями и повадками больше напоминал чересчур длинную кошку.

Мелко шинкуя прямо на лопате сочные луковицы, вор продолжал посматривать на кошкоенота. Зверек поспешно и блаженно запихивал в рот червяков.

«Видать, вкусные, – грустно подумал Квазимодо. – Может, и мне на червячков перейти? Если их, допустим, с кашей сварить?»