Дом слёз - Вячеслав Еропов Страница 33

Большинство людей живет своими мелкими заботами, радостями, от понедельника до воскресенья, из года в год и не придает своей жизни целенаправленного смысла. Человек тратит энергию, силы, наполняет себя смыслом, пока в один момент не осознает, что любое его движение неминуемо приближает смерть. В конце концов его ждет ничто. Голая пустота. И человек отчаивается, сжимается во времени, страдает. Хотя ему следовало бы благодарить мир за возможность жить и возможность умереть. И знаете что? Альберт Камю был прав, но прав по своему обычному, по человеческому. Виктор Борман бы рассмеялся ему в лицо. Ибо смерти не существует.

Я очень боюсь именно такой судьбы. Прожить, работая по восемь-двенадцать часов в сутки ради бесконечной гонки за деньгами. На одежду. На еду. На семью. Я боюсь поддаться, стать обыкновенным человеком, как бы это надменно не звучало. Я боюсь слиться с пейзажем, стать невидимым, плыть по течению всю свою никчемную жизнь, чтобы в конце спуститься вниз по водопаду в мир мертвых. Вы сейчас думаете, что все с ним понятно. Он не зря попал в дом слёз, ведь он чокнутый, ничем не лучше Майки или Джона. Но поймите, что я не хочу быть лучше кого-то, я хочу просто быть другим. Для меня жизнь – это не спортивное мероприятие, где нужно каждый день сражаться, после чего хвастаться своими достижениями ради продолжения рода. В мире людей для меня каждый предмет – это целое открытие. Каждый живой организм – шкатулка с необыкновенной музыкой.

Когда ночь опустилась на город и тьма залила дом Мейденов, Поли вернулась. Тихими шажками спустилась на первый этаж и молча присела возле меня на диван. Прождав несколько минут в полной тишине, я все-таки подал голос:

– Ты как, Поль?

– В порядке, – коротко ответила она.

– А как прошло?

– Нормально.

– А что было-то?

Поли глубоко и устало вздохнула.

– Колин…

Она внезапно упала в мои объятия, вся в слезах, налитая красной маной.

– Я не смогла, – проговорила она сквозь силу. – Стояла там почти два часа, и для чего? Думала с помощью маны вернуться в мир живых. Я хотела, чтобы Сью посмотрела мне в глаза…и прочувствовала всю боль, которую я пережила за то время, пока находилась в этом доме. Но все это не имело никакого смысла.

– Почему?

– Мне стало ее жалко. Очень-очень жалко. Ты бы ее видел. Старая никому не нужная женщина, спрятавшаяся на чердаке. Она не может больше находиться на первом этаже. Из-за Гэрри. Он умер прямо здесь. На диване. У него началась внезапная фибрилляция желудочков. Долго не мучался, быстро потерял сознание и умер. А Сью ничего не могла предпринять. Скорая приехала слишком поздно.

– Это ужасно.

– Она до сих винит себя в смерти Гэрри.

– Но не винит в том, что делала с тобой…

Поли холодно взглянула на меня, как бы осуждая мою грубость. Я замолчал, осознавая бестактность своих слов.

– Ты прав, Сью не винит себя в моем исчезновении. Но не только потому что она бесчувственная эгоистка, а еще и потому что ничего не помнит! – заявила Поли. – Виктор стер ей воспоминания обо мне. Меня никогда не существовало в мире живых. Даже на семейном древе Мейденов нет.

– Я не подумал об этом, – честно признался я. – Получается, тебя вообще нигде нет? Даже в архивах?

– Не знаю. Дело ведь в другом. Сюда было бессмысленно заявляться с самого начала. И Виктор знал об этом. Это не слёзы моих обидчиков. Это пустышки. Вода. Потому что никто ничего не помнит. Никто ничего не делал. А я, получается, просто все выдумала, как сумасшедшая.

– Поли…

– Но ведь получается именно так!

Поли достала колбочки со слезами и со злостью выбросила их в окно, затем отвернулась в сторону. Повисло молчание. Влажная тьма надавило на горло. И сухая пустота застыла на кончике языка. Что я могу ей посоветовать в таких ситуациях? Мне нечего сказать…

– Он играет с нами, Колин. Ему это доставляет удовольствие. Следить за нашими мучениями. Мы как будто неразумные телята в его волчьем логове.

– Я все это знаю. Виктора пытается вывести нас на эмоции, – сказал я. – Чтобы мы отдали ему последние слёзы и превратились в монстров.

– Он никогда не получит нас, – уверенно произнесла Поли и посмотрела мне прямо в глаза. – Никогда мы не станем служить ему.

– Меня хотят убить на днях из-за происшествия с Келеном, – напомнил я. – Как только Виктор отдаст приказ, меня отправят в мир мертвых….

– Обойдется. Я кое-что придумала. Самую здравую мысль за пятнадцать лет.

– Что именно?

– Сбежать из дома, – усмехнулась Поли. – Я боялась сражаться против всего мира в одиночку, но сейчас…ты со мной?

– С тобой, – быстро ответил я.

Ее рука легонько касается моей руки. Между наших ладоней выскакивают красные искры, а на пальцах играет огонь. Я чувствую необычное напряжение. Непредсказуемое, приятное, опасное. Будто само сердце бьется в руке. А внутри сердца едва слышно тикает, тикает бомба. Сожмешь – умрешь.

– Давай уйдем из воспоминаний Сью. Больше нам здесь нечего делать.

Я медленно сползаю с дивана, держа Поли за руку. Красные огоньки танцуют на моем мизинце, делая большой прыжок через безымянный палец, мягко приземляясь на средний. В голове резко загораются сухие образы бегоний, орхидей…в легких расцветает колючий белый пух, так что становится совсем невозможно дышать. Вновь подступает невыносимое чувство духоты и слабости.

– Хорошо, мы уйдем, – хриплым голосом отвечаю я. – Но сначала польем цветы.

Древняя китайская пословица гласит: «невидимой красной нитью соединены те, кому суждено встретиться, несмотря на время, место и обстоятельства. Нить может растянуться или спутаться, но никогда не порвется».

Мы договорились с Поли встретиться в зимней картине Уиггинса. Винсент вот-вот должен был отправиться на задание в мир мертвых. Но я неудачно встретил его на сто десятом этаже, когда перемещался к Поли. Об обвел меня мертвым взглядом и произнес:

– Как хорошо, что ты сам явился ко мне, Колин Вуд. Виктор велел тебя как следует разогреть после инцидента с Келеном. Он сильно мучался перед смертью. А значит будешь мучаться и ты. У меня есть пара минут на тебя. Так что небольшая просьба – не сопротивляйся.

Не хочу вам рассказывать в подробностях, что со мной сделал Винсент. Перед тем как испариться, он сделал мне очень-очень больно.

Сейчас я стою возле кровати Поли, весь в огне, пытаясь сохранить спокойствие и создать подобие улыбки на своем обугленном лице. Что не делай с полумертвыми, а дом до полного превращения в монстров они покинуть не могут. Дело даже не в боли, а в унижении. Винсент говорит, что это только первый этап моего наказания. Да, я его заслужил, когда дал Келену десять капель своих слёз. Но этого того стоило, ведь иначе бы я не встретил Поли.