В плену пертурбаций - Алан Дин Фостер Страница 33

Джон-Том, Дормас и Клотагорб по-прежнему не обращали на кипевшего от негодования Маджа ни малейшего внимания. Они пытались определить источник загадочных звуков, раздававшихся в лесу. Казалось, их разносит по окрестностям заполонивший плато туман. То была песня – диковинная, непривычная для слуха. Мелодия различалась отчетливо, но вот слов было не разобрать.

– Древний язык, – сказал чародей. – Несомненно, заклинания передавались из уст в уста, от колдуна к колдуну, так что те, кто заклинательствует сейчас, могут и не понимать того, о чем поют. Однако чары есть чары, они все равно сохраняют силу.

Джон-Том никоим образом не относил себя к лингвистам, но даже он чувствовал древность заклинаний. Те как будто состояли большей частью из рыков и стонов, то бишь из звуков, которые обычно издают существа, не способные ни мыслить, ни говорить. Неудивительно, что Клотагорб заинтересовался открытием Маджа. Юноша обернулся к выдру.

– Эй, Мадж, чего ты там застрял? Иди сюда!

– Ну уж нет, приятель, – отозвался выдр, подчеркнуто поворачиваясь спиной. – Ежели вам так приспичило, можете подыхать, а у меня в роду дураков не было.

– Оставь его, мой мальчик, – посоветовал Клотагорб. – Мы вполне обойдемся собственными силами. По крайней мере, можно будет не опасаться, что он выкинет какой-нибудь фортель. Дормас, запах не улетучился?

– Наоборот, чем ближе мы подходим, тем он сильнее. Треклятый туман!

Он когда-нибудь рассеется?

Путешественники медленно двинулись вперед. Сорбл устремился за ними и уселся на один из тюков на спине Дормас. Мадж ошарашенно уставился на филина.

– Сорбл, и ты туда же? Ошалел, что ли?

– У меня нет выбора, – сообщил филин. – Я должен сопровождать хозяина.

– Не беспокойся, Мадж, – проговорил Джон-Том. – Мы скоро вернемся.

А ты, раз остаешься, сторожи лагерь.

– Чего? В одиночку? – Выдр огляделся по сторонам и невольно содрогнулся при виде белесой клубящейся пелены тумана. Когда он заговорил снова, его голос напоминал сдавленный рык:

– Слушай, ты, безволосая обезьяна, хватит меня подначивать, понял? Ты ж знаешь, что я ни за какие деньги не соглашусь торчать, как пень, в этом вонючем тумане!

– По совести говоря, мне плевать на то, согласишься ты или нет, но если хочешь присоединиться к нам, кончай трепать языком и бери руки в ноги, недоносок паршивый!

После сего обмена любезностями, который лишь упрочил дружбу человека и выдра, все стало на свои места. Мадж догнал спутников и зашагал во главе маленького отряда рядом с Джон-Томом, вернее, впереди него, стараясь держаться подальше от юноши.

– Мой мальчик, – заметил с улыбкой Клотагорб, – ты начинаешь понимать, что слова порой – наиболее действенное оружие.

– Разумеется. Я же, как-никак, учился на юридическом факультете. И потом, я знаю Маджа достаточно давно, чтобы разбираться в его характере. Между прочим, он бы все равно потащился за нами. Просто ему хотелось обратить на себя внимание.

– Не переоценивай своих возможностей, мой мальчик. Поведение водяных крыс непредсказуемо. Я бы поостерегся принимать на веру все его слова и судил бы только по поступкам.

– Знаете, сэр, тут волноваться не из-за чего. Я, конечно, доверяю Маджу, но в разумных пределах.

Путешественники поднялись по пологому склону, спустились в лощину, миновали ее и очутились в лесу, который начинался у подножия следующего холма. Когда они взобрались на вершину, таинственное пение сделалось гораздо громче. Теперь к звукам голосов примешивались рокот барабанов, посвистывание дудок и нечто, походившее на грохот тамбурина. Мадж жестом призвал товарищей соблюдать молчание; впрочем, его предупреждение несколько запоздало. Все прекрасно понимали, что время разговоров миновало, настала пора смотреть и слушать.

Внезапно в пелене тумана образовалась прореха, сквозь которую просматривалась крохотная долина. Среди деревьев виднелись сооруженные из веток, для надежности обмазанных грязью, кособокие хижины. Перед двумя или тремя из них горели костры, возле которых сушились разнообразные растения. Между хижинами сновали какие-то существа; они перетаскивали с места на место корзины с ягодами и орехами, а также кипы растений, которые уже успели высохнуть вблизи пламени.

– Белки-то мне знакомы, – прошептал Джон-Том. – А это что за твари?

Вон те, с закругленными ушами?

– Пищухи, – объяснил Клотагорб. – Пищухи и сурки. Смотри, как они одеты.

Вне зависимости от принадлежности к тому или иному виду, все жители лесного поселения носили одинаковую одежду, которая состояла в основном из декоративного вида юбочек, изготовленных из древесной коры, каковую, должно быть, поначалу размягчили в воде, а затем выкроили по фасону. Куртки и все такое прочее заменял, по-видимому, густой мех, имея который, можно было не бояться холодов. Наряд довершали головные уборы – от простых лент до изысканных тиар из сушеных ягод и выбеленных временем костей.

Чуть поодаль от хижин расположились полукругом музыканты, которые, не жалея сил, наяривали на своих инструментах. Напротив них сидели певцы – как показалось Джон-Тому, сплошь мужского пола, облаченные в убранство воинов, что подразумевало, помимо все тех же юбочек, ожерелья, кольца и шлемы из черепов животных, причем ясно было видно, что далеко не все черепа были в незапамятные времена собственностью хищников.

– Ни хрена себе, – пробормотал Мадж. – Ну и дела! Да это ж каннибалы!

Между полукружиями музыкантов и певцов возвышалась деревянная платформа, посреди которой торчал длинный шест. Трое пищух возились со сложенными у его подножия дровами. Вот они развели огонь и отошли на безопасное расстояние, внимательно следя, чтобы пламя не перекинулось на платформу. Судя по громадному количеству устилавшего хворост лапника, от костра требовался не столько жар, сколько как можно больше дыма; вдобавок пищухи непрерывно подкидывали в огонь листья и кору.

Ветер гнал дым на существо, привязанное к высокому шесту.

Горемычный пленник был одет в рубашку и штаны из змеиной кожи, а обут в кожаные башмаки; его передние лапы утопали в огромных, кожаных же, варежках. Костюм бедолаги дополняли медные шипы, череда которых начиналась от башмаков и заканчивалась на широких плечах. Джон-Том никак не мог сообразить, какой цели служат шипы – то ли они используются как украшения, то ли как средство обороны. Юноша припомнил, что у некоторых воинственных народов такие шипы применяются и для того, и для другого. Талию пленника перехватывал усеянный медными заклепками ремень; второй, немногим короче, облегал шею.

Ростом узник был около четырех с половиной футов, хотя казался ниже из-за того, что опустил голову. Он кашлял и чихал, будучи не в силах не дышать, а следовательно, не вдыхать густой черный дым.

На краю платформы лежал большой заплечный мешок, выделанный, по-видимому, из той же самой кожи, какая пошла на одежду обреченного на удушье существа. Размеры мешка производили весьма внушительное впечатление. К нему была приторочена тонкая сабля, которая, если поставить ее вертикально, достала бы, должно быть, рукояткой до плеча своего владельца. Время от времени дым относило в сторону, и тогда путешественникам представлялась возможность как следует разглядеть пленника. Не узнать того было поистине немыслимо; таких, как он, узнают, как правило, с первого взгляда.