Век железа и пара - Андрей Величко Страница 33

Правда, это сразу показалось мне сомнительным – больно уж поздно! – и я полез искать подтверждения или опровержения. Второй источник утверждал то же самое – Пексан, тысяча восемьсот девятнадцатый год. Третий… десятый… я пожал плечами и принял это как данность. Но все же как-то раз спросил у Петра, знаком ли он с бомбическими пушками.

– А как же! – с энтузиазмом ответствовал царь. – Сам вот этими руками выпустил сорок семь бомб по Азову во время второй осады! А теперь подумываю, что такие пушки неплохо бы поставить и на корабли. Правда, больно уж они тяжелые, тут маленьким и даже средним кораблем не обойдешься.

В результате вместо открытия глаз дикому московиту, который, оказывается, разбирался в предмете уж всяко лучше меня, а тем более авторов скачанных статей, мне пришлось засесть за инженерный расчет бомбической пушки, с тем чтобы она получилась без лишнего веса. И готово это было только к нашему прибытию в Таганрог. В процессе чего я повнимательнее перерыл свой ноутбук и пришел к выводу, что, скорее всего, упомянутый Пексан сделал то же, чем занимаюсь я. То есть он приспособил бомбическую пушку для стрельбы по настильной траектории с корабля, по возможности облегчив ее при этом.

А вообще-то я готовился к небольшой местной экспедиции на Северский Донец. Наиболее тяжелый груз туда доставит катамаран, а солдаты, прихватив с собой полевую кухню, двинутся пешком, благо, весна уже вступила в свои права и дороги почти высохли.

Петр же развил бешеную деятельность по ускорению постройки так называемых царских хором, где вскоре должна была произойти ассамблея в честь визита в Россию его высочества Николая Баринова, австралийского принца. Ну и нас с Элли тоже – все-таки герцоги, тем более не просто заморские, а вообще заокеанские. Но это событие произойдет уже после моего возвращения из Донецка.

Кстати, во избежание путаницы следует уточнить, что в будущем очень любили давать совершенно разным населенным пунктам одинаковые имена. Например, Москва – это не только столица Российской Федерации. Городишко с таким названием есть и в Штатах. А лично я был еще в одной Москве, которая расположена в пятнадцати километрах от райцентра Ворошилово, причем эти километры идут по такой грунтовке, где не всякий раз проедешь и на тракторе. Население той Москвы временами доходило аж до пятнадцати человек.

Так вот, Донецков в двадцать первом веке тоже было два, причем располагались они недалеко друг от друга, хоть и в разных странах. И я собирался основывать свой Донецк на месте того, который изначально был Гундоровкой, а не того, коего «в девичестве» звали Юзовкой.

Пеший отряд, в том числе и англичане, туда направился на третий день после нашего прибытия в Таганрог, и предполагалось, что путь будет проделан за четверо суток. Австралийцы же должны были добраться до места на катамаране, но я не спешил: пусть пешая команда явится к месту рандеву раньше. Так что мы двинулись в поход незадолго до рассвета двадцать первого апреля. Через полтора часа, когда уже рассвело, катамаран был в устье Дона. Выделенный Петром лоцман Федосей, до того дремавший на носу в поставленной специально для него маленькой палатке, показал рулевому вход в гирло, убедился, что катамаран направился именно туда, и опять ушел в свою палатку.

Часов в девять утра мы прошли мимо Азовской крепости. А ничего так, впечатляет, подумал я, глядя на две сходящиеся под углом стены с башней между ними. Притом что крепость в основном была рассчитана на оборону от нападения с суши, ее обращенная к реке часть тоже внушала уважение.

На Дону было сравнительно оживленно, но практически все плыли навстречу, то есть к морю. Все правильно, сейчас, по высокой воде, самое время сплавлять из Воронежа все, что можно, а то потом будет перерыв до следующей весны для кораблей с осадкой больше двух метров. Впрочем, нашего катамарана это не касалось никоим образом.

К обеду мы уже поднялись до места, где в более поздние времена был основан город Ростов-на-Дону, а пока где-то тут должно быть урочище Богатый Колодезь. Но однозначно определить его я не смог, ибо, не очень ясно представляя себе, что же такое урочище, полез выяснять это в ноутбук. Ну а после того, что я там прочел, представление о предмете исчезло окончательно. Ибо написано было вот что: «Урочище – одна из морфологических частей географического ландшафта, сопряженная система фаций и их групп (подурочищ), объединяемых общей направленностью физико-географических процессов и приуроченных к одной мезоформе рельефа на однородном субстрате».

Посмотрев выведенное сначала слева направо, потом наоборот, затем по диагонали, я плюнул, закрыл ноутбук и постарался побыстрее забыть только что прочитанное. Тем более что, пока я, подобно барану, пялился на экран, мы прошли место, где это таинственное урочище находилось, будучи хрен знает к чему приурочено на субстрате.

А вообще-то Дон удивил меня полным отсутствием любых следов человеческой деятельности на его берегах. По самой реке навстречу нам то и дело попадались посудины всех размеров, но берега были девственно пусты.

Поздним вечером мы добрались до устья Северского Донца и пристали к острову напротив него, где и переночевали. В шесть утра вновь подъем – и в плавание, уже по более мелкой реке. На берегах было столь же безлюдно, но теперь даже лодки навстречу не попадались. Правда, один раз километрах в двух показалась было небольшая группа всадников, но она скрылась быстрее, чем мы смогли определить, кто это такие. Хотя лоцман считал, что это были ногайцы.

Место рандеву показалось к середине следующего дня. Пеший отряд расположился на узком треугольнике, две стороны которого образовывали реки Каменка и Северский Донец, а третью – поставленные одна к одной телеги. Серели палатки, дымила полевая кухня, за телегами стояли часовые, а метрах в ста перед ними уже что-то копали.

Приставший к берегу катамаран был встречен бравым поручиком Голицыным, который доложил, что они тут уже два дня, расположение лагеря выбрано согласно диспозиции, солдаты готовят место для частокола, а обед будет через полчаса.

День прошел в хлопотах по разгрузке и обустройству остающихся здесь австралийцев, а вечером я пригласил поручика Голицына на катамаран.

У меня были сильные подозрения, что это будущий фельдмаршал, во всяком случае, имя и отчество – Михаил Михайлович – совпадали. Правда, особого сходства с парадным портретом фельдмаршала мне усмотреть не удалось, но ведь там ему было за пятьдесят, да и художника явно звали не Леонардо да Винчи. Но в любом случае это был очень неглупый парень, и я спросил его за ужином, как он понимает поставленную ему государем Петром Алексеевичем задачу.

– Австралийцы помогут нам делать корабли, равных которым нет ни у кого, – докладывал поручик, – вооруженные лучшими в мире пушками. Наладят производство отличных ружей, мощного пороха и многого другого. Наконец, с ними мы построим у себя австралийские чугунные дороги, по которым от Таганрога до Москвы можно будет добраться всего за трое суток, причем с большим грузом. И мне велено их защищать, не щадя ни своей жизни, ни солдатских. Ибо если враги убьют нас – государь пришлет новых. Разрушат все, что здесь было построено, – все возведем заново. Но если убьют австралийцев, то не будет ни кораблей, ни пушек, ни дорог.