Город смерти - Даррен О'Шонесси Страница 33

— Кем ты хочешь стать? — спросила она, когда мы сели смотреть «Волшебника из страны Оз». — По большому счету, сильнее всего на свете — кем?

— Гангстером, — улыбнулся я.

— Это как Марлон Брандо и Аль Пачино, да? Как в «Крестном отце»?

— В принципе да. Но скорее как Кэгни, злодей с золотым сердцем. — Вытянув руки перед собой, я бездарно изобразил Кэгни. — Кэгни мне нравился больше всех. Вечно хохмит, никогда не унывает, а под конец фильма всегда переходит на сторону хороших.

— В «Белой жаре» так и не перешел, — возразила она.

— Да, верно.

Повисла пауза. А затем она спросила:

— Почему ты хочешь стать гангстером? Не самое веселое желание. Ты же знаешь, это нехорошие люди. Ферди был гангстером. Потом сказал, что бросил это дело, но соврал. Гангстером становишься раз и навсегда. Назад дороги нет. Ты правда-правда этого хочешь, Капак?

Я пожал плечами, скрывая беспокойство, которое возбуждали во мне все эти серьезные, холодящие кровь речи из уст младенца.

— Тебя уважают, — попытался я объяснить. — У тебя появляются власть, престиж и возможность влиять на судьбы мира. Люди смотрят на тебя снизу вверх.

— А это что, так важно?

— Да! — горячо воскликнул я. — Еще как. Я был никем, человеком без лица. Я узнал на себе, каково быть одним из живых мертвецов — это несладко. — Я думал о той ночи на складе, когда смерть расцеловала меня в обе щеки и, поддавшись капризу, отпустила на волю. — Мне нужна власть, Кончита. Мне нужны стабильность, безопасность и защита — а все это дает власть. Без власти ты букашка. Без власти ты — мертвец, ожидающий, пока смерть скосит его и бросит на свою телегу.

— Капак! Я тебя уважаю. — Она подняла на меня опечаленные глаза. Она была вылитая юная Джуди Гарленд, которая в этот самый момент распевала на экране песенку про то, что выше радуги. — Капак, если один или два человека любят и уважают тебя — разве этого мало?

Я растерянно заерзал на кровати и мысленно взмолился, чтобы она оставила эту тему в покое и просто тихо посмотрела бы кино. Фильмы, выдумки — с ними ты в безопасности. Выдумки не чета реальности — они безвредны.

— Гангстерам приходится обижать людей, разве не так? — не унималась она. — Так делал Ферди. Чтобы получить власть, ты должен отнять ее у них. Так ведь, Капак? Приходится обижать людей, да?

— Да, — буркнул я. — Приходится.

— И ты готов кого-то обидеть? — спросила она низким спокойным голосом.

— Если другого выхода не будет — да, — честно ответил я.

— Не верю. Ты хороший. Я считаю, что ты не сможешь этого сделать. Сам себе не позволишь.

— Может быть…

— А кем ты сейчас работаешь?

— Страховым агентом.

— А-а, — глубокомысленно кивнула она. — В таком случае гангстер — это следующая ступень после страхового агента. Вполне логично.

— Ха-ха.

— А страховым агентом ты всегда был?

— Нет, — сообщил я.

— А кем ты был раньше?

— Я… — Мысленно погрузившись в прошлое, я обнаружил, что уперся в стену, которой дотоле изо всех сил избегал, хотя с каждым днем она подрастала и расширялась. Эту стену я впервые заметил, когда Адриан стал расспрашивать меня о моем прошлом.

Чем же я занимался до приезда в этот город? Не вспомнить. Что же я, сумасшедший? Во всем, что касалось моей жизни до появления здесь, моя память представляла собой чистый лист. Я мог вспомнить каждый свой шаг после того, как я вышел из поезда на платформу, но ровно ничего — о том, что приключилось до этого момента. Янис кем — да что там, даже сам с собой — об этом не говорил: как-то не хотелось портить себе карьеру признанием, что у меня винтиков не хватает. Оставалось лишь надеяться, что воспоминания вернутся сами собой, но покамест этим и не пахло.

— Капак? — спросила она, притронувшись к моему плечу, оторвав от мыслей. — С тобой все нормально?

— Вполне-вполне, — заявил я. — Может, хватит обо мне, а? Не поговорить ли нам о Кончите Кубекик? Кем она хочет стать, когда вырастет, а? Юристом? Актрисой? Фотомоделью?

— Я хочу стать балериной.

— Правда? А почему?

— Потому что они красивые и грациозные. Уродливых балерин не бывает. Уродливых, как… — Она не докончила фразу. Все было и так понятно. Сердце у меня зашлось от сочувствия. — Я раньше много ходила на балет, — продолжала она, — четыре или пять раз в неделю, смотрела, как они кружатся и скользят, точно ангелы. Так бы всю жизнь и смотрела. — Она вымученно улыбнулась. — Да, — решительно заявила она, — я стану балериной. Каждый вечер я буду танцевать, и все мужчины будут у моих ног, и Ферди придет и заплачет от радости, потому что наконец-то увидит, как это красиво, и будет умолять, чтобы я…

Она замялась, смущенно зарделась и покосилась посмотреть, что там делает Джуди Гарленд.

— Я думаю, что из тебя получится замечательная балерина, — нежно произнес я.

Она улыбнулась. И провозгласила:

— Какое там. Танцую я хреново.

И до самого конца фильма не проронила больше ни слова.

* * *

В час ночи она неохотно решилась вернуться к себе.

— Если я слишком задерживаюсь, меня начинают искать, — капризно протянула она. — Они сердятся, если я ухожу без спросу. Им нравится, если я гуляю и болтаю с людьми, но только в том случае, когда они маячат у меня за спиной и держат меня за ручку. Вообще-то я на них не обижаюсь. Тут не они виноваты. Они просто делают то, за что им платит Ферди. Не справился — голову долой. А мне их голов жалко, хотя они просто ужас какие надоеды. Так что я пошла, ничего не поделаешь.

— Кончита, а «они» — это кто? — спросил я.

— Люди, которые за мной ухаживают. Врачи и медсестры. Мои защитники, — улыбнулась она. — Но теперь, когда у меня есть новый защитник, они мне уже ни к чему. Между прочим, ты намного красивее всех этих старых ворчунов со стетоскопами и шприцами.

— Врачи и медсестры? — Она что, опять сочиняет?

— Я больна, Капак. — Засучив рукав, она вновь показала мне свою морщинистую кожу. — Тяжело больна. Они за мной присматривают. Не дают мне покончить с собой. Я несколько раз пробовала. — Ее лицо нахмурилось. — И даже не несколько, а очень много. Вены резала, таблетки глотала, пыталась утопиться. Ну знаешь, обычные способы. И всегда меня откачивали. Я не хочу умирать, но иногда меня такой страх берет, что жить просто невмоготу становится. — Она улыбнулась. — Но теперь все переменилось, правда? Теперь у меня есть хороший друг — ты. Теперь все будет отлично.

Мне было жутко слышать от нее такое. Наше знакомство длилось всего несколько часов, но она твердо решила считать меня своим прекрасным принцем, лучшим другом, который никогда ее не бросит. Меня это нервировало. Я вспомнил свое скоропалительное обещание защищать ее. Произнося его, я был искренен, да и сейчас не раскаивался, но поневоле начал гадать: а смогу ли я его выполнить? Смогу ли я стать тем, кто ей нужен, живым воплощением ее надежд — настоящим другом, верным спутником, надежным защитником? Она требовала очень много, принимая мое могущество как данность, веруя, что я в силах уберечь ее от зла. Я не разделял ее уверенности.