Аллигат. Книга 2 - Жанна Штиль Страница 34

— Я поеду к баронету и узнаю, что с ним стало. А дом, — Эшли встала, обошла стол и наклонилась к уху Ольги. Зашептала: — Нужно его продать. Когда я убиралась в комнате покойной, то видела купчую на него и другие бумаги.

Ольга отпрянула и впилась взором в расширенные тёмные глаза женщины. Вполголоса возразила:

— Теперь дом принадлежит её дочери.

— Считайте, что вы купили дом у кучера. Кем он там ей приходится? Раз одна банда, то пусть наследница с него и спросит, — она подвинула соседний стул и села рядом с Ольгой: — Выслушайте меня, леди…

— Называйте меня, как прежде, — попросила Ольга.

Эшли раскраснелась и стала очень хорошенькой. Будто сбросила десять лет. А выглядела значительно старше своего возраста. Тихо заговорила:

— Мисс Табби, я знаю одного человека… Думаю, вам смогут помочь. Конечно, вы не вернёте даже четверти украденных денег, но это даст вам возможность уехать. У вас всё получится.

— Честно говоря, я подумала, что вы скажете мне отдать деньги баронету, — улыбнулась она.

— Думаете, он заслуживает вашей милости после того, как с вами поступил? — возмутилась Эшли.

Ольга присмотрелась к ней — в тихом омуте черти водятся.

— Да вы авантюристка! — рассмеялась она и тут же посерьёзнела. — Это может быть очень опасно.

— Ничуть, — пожала плечами женщина. — Вам ничего-то и делать не придётся. Только взять деньги и поскорее съехать отсюда.

Чёрный риэлтор, — задумалась Ольга. Криминальный элемент. Вздохнула: заманчивое предложение и легко осуществимое. Но ничего противозаконного делать не хотелось. Однако брошенные в душу семена сомнения попали на благодатную почву и уже пускали хрупкие ростки. Манила перспектива быстро и без хлопот осуществить мечту — уехать и начать жизнь заново. Голова кружилась от предвкушения приятных и ошеломляющих перемен. Но что-то тревожило. И это не было связано с афёрой.

— Прежде нужно найти комнату, — сказала Ольга. — И не через объявление в газете.

Эшли оживилась:

— Помните, я вам говорила, что одна из моих заказчиц уезжает? Она получила место гувернантки с проживанием. Съёмная комната находится в районе Олдерсгейт-стрит, у сада Томаса Мора. Я была там всего раз, когда Ньют промочил ноги и заболел. Обычно относит и забирает бельё он. Послезавтра я занесу его сама и всё разузнаю.

Ольга достала бутылку оливкового масла и передала Эшли:

— Смажьте на ночь руки и наденьте суконные перчатки. В них и спите. Заживление пойдёт быстрее.

Ольга долго не могла уснуть и привести мысли в порядок. Торопиться нельзя. Следовало всё хорошенько обдумать и взвесить. На свежую голову.

— Ты всё привёз? — Мартин торопливо развязывал тесёмки на большой серой папке.

Траффорд украдкой покосился на такую же, найденную вчера в гостиной:

— Всё, милорд.

Его сиятельство перебирал рисунки виконтессы в надежде найти хотя бы старый её портрет. Безрезультатно. Шэйла никогда не рисовала себя.

Почему? — задался он вопросом, откладывая незаконченный и, похоже, единственный портрет Стэнли, наброски Джеймса Роулея и Саманты, Тауни и даже кучера Феликса, когда его рука дрогнула.

Он впился взором в выполненный карандашом групповой портрет — он, Стэнли и…

С рисунка на него смотрела женщина: незнакомая, яркая, цепляющая. Распущенные по плечам тёмные волосы, мягкая спокойная улыбка, ямочки на щеках. Ямочки… На миг показалось, что он не так давно видел нечто подобное. Сердце забилось глухо, болезненно. Он неверяще вздёрнул бровь: с некоторых пор ему мерещилось мыслимое и немыслимое: нависающие над ним размытые шепчущиеся тени, бесплотные призраки, бесшумно скользящие по подземным коридорам и исчезающие при попытке всмотреться в их лица. Слышался плеск близкой воды и шуршание высокой травы, убаюкивающий шелест листвы.

В последнее время с наступлением ночи его изматывала мучительная бессонница. Плотское желание терзало душу и тело. Воспоминания бились в голове, вызывая притягательный женский образ: поворот головы, прищур синих глаз, трепет длинных ресниц, изогнутые в чарующей улыбке губы, тонкие пальцы, листающие страницы книги, соблазнительно обтянутая платьем грудь и… запах — душный, дурманящий. И тогда он, удерживая перед глазами её образ, подминал женщину под себя — упирающуюся, выскальзывающую из рук. Не дав ей опомниться, с отчаянной жадностью целовал, гладил лицо, шею, грудь, живот. Брал её резко, быстро, глубоко.

После разрядки удовлетворения не наступало. Жгучий стыд сменялся тоской и злостью на собственное бессилие.

Опустошённый, обессиленный, весь в поту, с дико колотящимся сердцем, он долго лежал с закрытыми глазами, не желая отпускать видение, полный тягучей истомы и смутных, щемяще-приятных воспоминаний об уходящей ночи. Шёл в туалетную комнату, ледяной водой смывал с себя греховные мысли и липкую испарину отступившего порочного жара.

Днём удавалось отвлечься делами, затолкав в глубину своего существа низменное влечение к жене сына и неподвластную ему силу неукротимого постыдного вожделения.

***

— Кто эта женщина? — показал Мартин групповой портрет Траффорду и тот, подавшись вперёд и прищурившись, ответил:

— Не могу знать, милорд. Никогда прежде не видел.

— Позови горничную леди Хардинг, — отложил он рисунок.

Завершив просмотр цветочных композиций, захлопнул папку и вернулся к групповому портрету. Коснулся подушечками пальцев лица женщины. Скользнул взглядом по своему изображению с курительной трубкой во рту. Она куплена им пару месяцев назад. Значит, рисунок сделан недавно.

Вчера вечером у него была встреча с детективом-полицейским Акерли Ларкинзом. Снова ничего. Тот заверил его, что плохой результат — тоже результат. Женщина не покинула Лондон, и обязательно будет найдена. Они напали на след кэба без номерного знака, который увозил её от вокзала. Разбросанная по городу обширная сеть агентов, информаторы из местного населения и щедрое денежное вознаграждение в скором времени дадут возможность получить точные сведения о месте нахождения беглянки. Сыщик уточнил, что словесного описания недостаточно и было бы крайне желательно заполучить портрет виконтессы.

Мартин никогда не задумывался, почему Стэнли, прожив более двух лет с Шэйлой, до сих пор не заказал семейного портрета.

— При тебе уезжала миледи? — спросил он вошедшую молоденькую горничную, робко остановившуюся в дверях будуара хозяйки.

— При мне, милорд.

— Не сказала, куда она собирается поехать?

— Нет, милорд.

Граф с сожалением отметил, что от прислуги в подобных делах чаще всего бывает нелегко добиться толка. Боязнь потерять место делает их «глухонемыми».